С Ильменя веяло прохладой, обычной для этих мест в конце серпеня. На ветру поскрипывала калитка, ведущая во двор, огороженный высоким тыном. На Причальной улице Городища было пусто. Уже давно отзвонили вечерню, и добрые люди уснули, оставив заботы до утра.
Тишину разорвал густой лай собак, потом послышался топот копыт: по улице рысью проехали вершники. Их было пятеро, все рослые, на ухоженных конях под боевыми седлами и с крепкими сбруями. Темные шерстяные плащи защищали всадников от порывов ветра, а длинные мечи, опоясывавшие четверых из них, — от недобрых людей.
Коней осадили у скрипучей калитки.
— Мы с Дудикой войдем, — сказал тот вершник, что был без меча. — Стерегите ворота, привяжите животин и ждите. Ежели свистнем, немедля рвите к нам.
— Делайте как диакон велит, — подтвердил сказанное самый широкоплечий из ватаги. — И никого не пускать — ни туда, ни сюда.
— Угу, — кивнули здоровяки.
Спешившись, Дудика и диакон уверенным шагом направились к крыльцу большого дома. Оконца не были затворены ставнями, а потому падавший из них свет хорошо освещал натоптанную дорожку. Пахло домашней скотиной и свежей едой. Навстречу гостям выбежал хромой детина:
— Просим, просим! Проходите! Хозяин рад, очень рад.
— Отрадно, — негромко проговорил диакон.
— А ну, с дороги! — Дудика грубо оттолкнул мешавшегося под ногами детину.
Не замедляя шага, приезжие вошли в дом. Внутри было ненамного светлее. В центре клети полыхал очаг, пара лучин освещала длинный стол, поставленный у стены, огарок свечи теплился у образа Богородицы в красном углу. Диакон и Дудика перекрестились. Остановившись у самой двери, осмотрелись.
— Видишь кого похожего?
— Нет.
— Надо искать. Слово было верное. Дурить нас тот холоп не посмел бы.
Углядеть всех, кто находился в доме, было трудно. Мало что некоторые лежали на полу, с головой укрывшись дерюгами, и зычно храпели, так еще сумрак скрадывал закутки и закоулки. Явно бодрствовали только трое. Два мужа, лет по тридцати от роду, сидели за столом и, вяло переговариваясь, хлебали мутноватое пиво из потемневшего, потрескавшегося жбана. Низкорослый толстячок в замасленной рубахе, подвязанной кожаным ремешком, суетился у очага.
— Надо хозяина попытать. Он всех примечать должен. Гостеприимцы — скользкие твари, но мы тоже не лыком шиты.
Диакон и Дудика направились к очагу. Языки пламени лизали нанизанную на вертел тушу кабана. Шипел на углях жир. Пахло так вкусно, что Дудика сглотнул слюну.
— Добро пожаловать, гости дорогие, к Боровичку на роздых и горячую кашу. Рассаживайтесь поудобнее. Могу предложить меда сладчайшего и мясца свежайшего.