— Прошу, — Млада щ стила гостей в светлицу. — Я за соломой схожу. А вы будьте как дома.
Она снова очаровательно улыбнулась.
— Чудная какая, — сказал Яков, когда девушка вышла. — Ни о чем не спросила, сразу в дом пустила.
— Я с ней знаком, — пояснил Радим. Вернулась хозяйка. Она накидала соломы в углу, поближе к очагу, и накрыла ее веретьеи. Еще один лежак Млада обустроила с противоположной стороны очага.
— Устраивайтесь, гости дорогие.
Без лишних вопросов Радим понял, что ложе поменьше — для него, а то, что накрыто веретьеи, — для Якова и Сары. Скоморох поблагодарил хозяйку и послушно отправился на отведенное место. Млада затушила лучину, и клеть погрузилась во тьму.
Спать хотелось неимоверно. Но еще сильнее Радима мучил вопрос: почему Млада так и не спросила про судьбу своего любимого мужа?
Скомороху приснился пожар. Жаркое, всепожирающее пламя вздымалось зубастыми вспышками. Бежать некуда. Везде одно и то же — беспощадная пляска огня. Из полыхающих глубин зазвучало нарастающее шипение…
В один миг Радим покрылся потом от головы до пят. Он знал, что случится дальше, и не мог без замирания сердца наблюдать, как из огня рождается алое лицо.
— Примеш-шь меня — станеш-шь велик. Отринешь меня — до пепла сгориш-шь.
Яснее некуда. Причем бес ведал, чем его пронять. После пожара в Волочке скоморох начал по-иному относиться к огню. Теперь Радим не понаслышке знал, что значит — гореть заживо. Разговаривать с бесом не хотелось. Хотелось уничтожить мерзкую тварь — отомстить за все, что пережито, что предстоит пережить по ее вине. Ох, если бы знать, как это сделать.
Собрав волю в кулак, скоморох постарался проснуться. Ведь это всего лишь ночное наваждение. Как ни странно, это ему удалось. Вмиг алое лицо растаяло, уступив место бледному расплывчатому образу. Радим почувствовал мягкую тяжесть на бедрах и понял, что на нем кто-то сидит. В недоумении скоморох протер глаза.
Жарко полыхал очаг, треща свежими дровами. В отблесках пламени ясно вырисовывалась стройная фигурка Млады. Улыбаясь, она склонилась к самому лицу скомороха:
— Тесс! Ты же хочешь меня?
У Радима от неожиданности перехватило дыхание. Он кашлянул.
— Млада… А Валуня?
— Валуня уже наш.
— Ваш? Ты про кого?
— Дроля, ты же знаеш-шь…
Млада впилась поцелуем в губы скомороха. Ее шершавый язык залез между зубов и забегал по небу. Ра-Дим очумело лежал, боясь пошевелиться.
Оторвавшись, хозяйка развязала ворот у рубахи и спустила с плеч. Тугие яблоки персей смотрели на скомороха карими сосками, будто червоточинами. Радим уже не помнил, когда последний раз был с женщиной. Вожделение плотно затуманило голову. Млада лизнула скомороха в шею, потом мягко укусила за мочку уха.
— Прими меня. Испробуй мою плоть, — прошептала она.
Ее перси нежно коснулись лица Радима. Скоморох обхватил жаркое тело губами и начал сосать.
— Так, так! Укуси меня! Еще! Сильнее! Сильнее! Радим послушно делал то, что велела Млада.
— Кусай! Грызи! Я хочу, чтобы ты глотал мою кровь! Я хочу, чтобы ты ел мое тело!
Что— то щелкнуло в голове скомороха. Он сразу вспомнил лысую гору, распятого человека и толпу дружинников, прикладывающихся к гниющим ранам. Скоморох поднял взгляд на лицо хозяйки. Вместо румяных щек и тонких бровей он узрел грубо выточенную личину. Темные провалы глазниц ярко выделялись на бледной деревяшке. Радима перекосило от отвращения. Он резко оттолкнул Младу:
— Ведьма! Сгинь!
От удара молодицу бросило к стене. Она взвыла — то ли от боли, то ли от разочарования.
— Глупец! Я ведь спасла тебя! Чтобы вернуть тебя к святому лону, мне пришлось убить твоего сторожа! А ведь он мог стать нашим братом! Одумайся!
— Так это ты зарезала Третьяка? Значит, благодаря тебе я оказался тогда в лесу?
— Да! Господь повелел вести к нему тех, кто владеет знаниями. А тебя могли казнить. Моими руками Господь даровал тебе свободу и жизнь. Отплати ему сполна, дроля. Прими святое причастие!
— Никогда! Твой Господь творит зло. Он убивает невинных!
— Смерть настигает тех, кто отказывается вкусить плоть и кровь Господни!
— Что разумеют дети малые, которых вы убиваете? Их пугает один вид крови!
