— Смотри-ка! Мое добро!
— Не трожь! — К скомороху поспешил Яков. — Это мое!
— Господин, вы путаете. Тут и личина моя, и рубаха латаная… Вот гляньте.
— Я купил! Я честно уплатил три резани! — Но это моя крома. Я не продавал ее. — Ой, грабят бедного купчину! Ой, разоряют средь эела дня! Хочешь мешок — плати денюжку! А иначе — он мой! — Яков вцепился в предмет спора.
Радим вовсе не собирался расставаться со своим добром, поэтому потянул мешок на себя:
— Господин, здесь мои вещи. Их силою у меня отобрали.
— Должно быть, за дело! Я ж не у татей их покупал!
— Яков, милый, оставь крому скомороху. С него все одно взять нечего. Разбогатеет — все сторицей вернет.
— Ой, вернет, Сара! Как же! Дождешься от него благодарности.
— Это моя крома!
— Вот заталдычил! Рассуди нас, Армен! — потребовал купец.
— Грех это — за мирское добро зубами цепляться. Да ты ж нехристь, Яков. Тебе не втолкуешь. А скомороху епитимья — седмицу на воде и хлебе.
— Что ж так сурово, батюшка? — Радим обиженно посмотрел на пресвитера.
— Чтоб урок был, дорогой. Крому же забирай. Ее какой-нибудь холоп боярский продал, хоть права не имел.
— Армен! Что ты говоришь! Я честно отдал три резани! — возмутился Яков, — видимо, не ожидал такого поворота событий.
— Я сказал, — устало ответил пресвитер.
— Яков, подчинись, — обратилась к мужу Сара и потянула его за рукав. — Будет тебе.
— Аи, беда мне беда! Все против бедного честного торговца. Будь по-вашему. Только пусть скоморох обещает вернуть три резани. Хоть не сейчас, но к Песаху обязательно.
— За свое добро? Не бывать такому! Моя крома!
— Ограбили, обобрали! — запричитал Яков и, опустившись на скамью, показательно зарыдал.
— Отдохнули — хватит, — подал голос безучастно наблюдавший за спором Сигват. — Наляжем на весла. Надо к Березейке до темна добраться.
Хоть и плыть по течению легче, чем против, но гребцы устали уже к полудню. А тут, как нарочно, на берегу показалась отара овечек, пришедших на водопой. Сигват решил, что сами боги дают знак: надо остановиться и перекусить. Увидев ладью, полную суровых воинов, пастух почел за благо стремительно скрыться в лесу. Он хотел увести и отару, но глупым животным очень хотелось пить. Насытившись, они попытались убежать от норманнов, однако это удалось только тем, на кого не хватило сулиц. Остальные остались лежать на берегу, захлебываясь в собственной крови.
— Знатная добыча! — Яков так и сиял, будто не было недавних распрей со скоморохом. — Тут и про запас будет.
— Это вряд ли, — заметил Хельги. — Мы проголодайт.
Решили готовить баранину на пару. Для начала побросали в костер речные камни. Пока они грелись, Хельги и его ребята освежевали и разделали овец. Принесли котел. В него положили раскаленные камни, а потом сочащиеся кровью куски мяса. Котел закрыли крышкой и прижали ее бревном.
В ожидании ужина спутники завязали беседу о том, что делать дальше.
— Если все правда, что поведали об идолище разбойничьем, то это творенье диавола, — начал Армен. — Решил он Господа Бога опорочить и рабов его к рукам своим прибрать. Трудно будет с отродьем сатанинским тягаться. Мечом дело не решить, только рать положите.
— Есть на тварь управа, — возразил Сигват. — Она оружия боится.
— Но поразить-то его не смогли?
— Нет. Но у нас сил не было. Коли вся дружина тварь бить начнет — конец злобному альву.
— А если не конец? Тут, дорогой, не в силе железной дело. А в силе духа. Молитвою супостата обрушить Не пытались?
— Не до того было.
— Ясно, язычник. Ну, а ты, Радим, что ж не вспомнил Господа Бога?
— Батюшка, не гневись, однако ж Господа все больше тот вспоминал… распятый. Не по себе было. То дрожь, то ярость, никаких светлых дум.
— Плохо, что средь вас мудрых христиан не нашлось. И теперь ту же ошибку повторить хотите. Диавола оружием земным не одолеть.
— Так, батюшка, вы же с нами, — скромно заметил скоморох.
— Да уж, теперь не отступлю. Но я не столь мудр. Тут воистину святой человек нужен. Как блаженный Августин или апостол Иоанн. Знаю одного такого. У Торжка в монастыре настоятелем пребывает вот уж не один десяток лет. Его бы к нам…
— Уж не об Ефреме ли, братце Георгия да Мойши Угринов, ты речь ведешь, Армен? — поинтересовался Яков.
