— Идут! — выпалил он, еще издали. — Чужие идут!
— Где? — Сигват стоял у подножия креста, разглядывая распятого человека.
Отвечать Радиму на пришлось: на опушку высыпала толпа оборванцев, вооруженных топорами и рогатинами. Впереди шел Кривой.
— Всем спешиться! Изготовиться! — приказал Сиг-ват дружине.
Ратники послушно исполнили указ: спрыгнув на землю, заняли место в плотном строе товарищей. Первая полусотня сомкнула щиты и приготовила сули-цы. Вторая полусотня, вооруженная луками, изготовилась осыпать противника ливнем каленых стрел. Валуня занял место в первых рядах, Сигват встал рядом и занялся подсчетом противников, а Радиму поручили следить за лошадьми.
Татей было очень много — сотни три-четыре, все в невыразительных личинах. Увидев хорошо вооруженных воинов, они остановились под защитой деревьев. Но бежать оборванцы не стали, чего-то ждали.
Небо почернело, ветер и дождь усилились. Громкий шипящий голос вспорол напряженное ожидание:
— Ш-швятое лоно ж-ждет ваш-ш, греш-шники! Вкуш-шите плоть и кровь Гош-шподни! Очиш-штитеоь от ш-шкверны! Вернитеш-шь к ш-швоим братьям!
Ратники в ужасе обернулись, ибо голос шел со спины. Говорил распятый человек.
— Напейтеш-шь моей крови, я лью ее для ваш-ш! Ш-шгрызите мою плоть, я ш-штрадаю за ваш-ш!
Вид распятого человека стал более ужасен, чем когда он был неподвижен. На лице читалось бесконечное страдание, тело тряслось в конвульсиях, боль пульсировала в членах. Из ран на руках и ногах хлынула кровь. Ручейками она потекла к подножию креста, скапливаясь в луже.
— Спаси меня, Господи… — прошептал Валуня и перекрестился.
Его примеру последовали другие христиане. Раздались тревожные голоса:
— Страсти господни!
— Он вернулся. Чтобы спасти нас!
Строй распался, многие бросились на колени. Сигват попытался образумить своих людей, но без толку. Только самые закоренелые язычники не поддались всеобщей панике и крепче сомкнулись вокруг предводителя. Увы, их было не больше дюжины.
Как только тати увидели, что ратники вмиг превратились в богомолов, они двинулись из леса. Кривой шел впереди, сжимая в каждой руке по небольшому топору. Его облик дышал злобой и яростью. На тех, кто упал на колени или валялся на земле, тати внимания не обращали. Их натиск был направлен на Сигвата и его окружение.
— К бою! — скомандовал ярл, и оставшиеся в строю тут же забыли всякие сомнения.
Луки метнули стрелы, следом полетели сулицы. Раненые тати попадали под ноги товарищей, но это не остановило натиск. Оборванцев было слишком много. Кривой размахнулся и метнул свои топоры, целя в Сигвата. Один из ратников прикрыл ярла щитом. Топор с треском сорвал медный умбон, пронзил доски и впился в руку воина. Раненый выронил щит. Второй топор ударил ратника в грудь, мигом выбив дух.
Кривой обнажил меч и бегом бросился вперед. Это послужило сигналом для всех татей. С диким криком они ринулись на врагов, швыряя копья и стрелы. В кровожадном вихре столкнулась многосотенная толпа и небольшой доспешный отряд. Рогатины впились в щиты, топоры зазвенели по шишакам, мечи застучали по кольчугам.
— Шыны воз-злюбленные! — шипящий голос преодолел шум битвы и донесся до каждого. — Дайте греш-шникам прох-ход к святому лону!
Кривой остановил бой, тати отступили на десяток шагов. Сигват и несколько оставшихся в живых ратников замерли во враждебном окружении.
— Слышали? — обратился к дружинникам Кривой. — Пусть тот, кто хочет жить, признает свою вину перед Господом и вкусит его плоти и крови!
Приблизившись к одному из дружинников, замерших в коленопреклоненной позе, тать поднял его за волосы:
— Вот ты! Ступай к Господу! Пей кровь! Ешь плоть!
— Нет… Нет… Не могу… — запричитал испуганный воин.
Кривой повторять повеление не стал. Его меч мигом отделил голову дружинника от туловища.
— Ты! И ты! Ежели не вернетесь в святое лоно — умрете! — Кривой был беспощаден.
Дружинники послушно направились к кресту. С ужасом поглядывая на распятого человека, они вплотную приблизились к нему.
— Не бойтеш-шь, ш-шины мои… — ласково прошипел он.
Поток крови из культи усилился, словно приглашая к угощению. Дружинники неуверенно лизнули алую жижу.
