Пока Паша не публиковался, было у него одно горе - жажда издаваться! Но как только Мечетов начал читать свою фамилию на страницах журналов и газет, сразу же пришли новые горести! Но такие коварные, неосознанные, неизвестно отчего и почему возникающие!
Если раньше конкретная цель - печататься - вызывала от своего невоплощения истошные боли в душе, раздражала, взрывала, звала и устремляла, то теперь...
Теперь происходило совершенно непонятное, и подозрения уже начинали вкрадчивую подозрительность свою вживлять в наболевшее сознание Паши.
- Что ты ноешь все время?! - укоряла Мечетова его жена. - Ложись и лежи, но прежде ноги попарь да горло пополоскай!
- Чума ты! - вопил Паша в ответ на жену. - Ты что, не видишь, идиотка, - я умираю: четвертый месяц уже ангина и бронхи как каменные! Простуда!
- Так я тебе и говорю, что лечиться надо, в постели полежать!
- Нет! Тут что-то не так! - озадачивался простуженный Паша. - Всю весну и теперь уже лето болею! Может, меня отравили? Слышишь?!
- Что?! - отозвалась жена.
- Я говорю, может, меня кто-нибудь отравил? А? Как ты думаешь?
- Дурак, кому ты нужен!
- А что, я вон у Капли был в прошлом году в гостях, съел у него тарелку борща - заболел живот и до сих пор вон побаливает!
- Так что, тебя Капля, по-твоему, отравил, что ли?! - расхохоталась жена.
- А что? Всякое может быть! - не очень-то уверенно проговорил Паша. Что ты смеешься?! - заорал он на развеселившуюся супругу. - Может, меня хотят убрать, может, я кому-то мешаю?!
- Ну и дурак же ты, Паш! Кому ты нужен, кроме меня!
- Кому нужен, кому нужен, - не знаю! - огрызнулся Мечетов на жену. И все-таки... - рассуждал он. - Я заболел простудой где-то в начале марта... А что же было в начале марта? Где я был, у кого, что делал?.. Ничего не помню!.. Хорошо... А какие события тогда, в начале марта, происходили?.. Ага! В начале марта вышел в свет журнал с подборкой моих стихов, я ходил за этим номером сам в редакцию. Так-так... Это уже дает основание что-то да вспомнить... В редакцию я ходил в среду... Посмотрим по календарю - среда, четвертое марта.
И понесло, и поехало, и потащило Пашу по следам воспоминаний: с кем виделся, у кого был в гостях, кто и что говорил, делал и тому подобная распутица воображения рисовала перед Мечетовым картины тех дней...
Дальше рассуждения Паши теряли какую-либо основательность и убедительность, ибо, самое главное, суть, с которой Паша так хорошо и догадливо начал свои рассуждения, была пренебрежительно отодвинута, забыта в стороне, она послужила лишь отправной точкой для бестолкового завихрения мозгов по поводу отравления! И только! А жаль! Ведь если бы Паша сообразил разлистнуть тот журнал, мартовский номер, где красовалась его подборка стихов, то он, присмотревшись повнимательнее и сопоставив кое-какие детали, верно бы смог определить, откуда сквознячок дует, поддерживая его продолжительную простуду!
Я прокручивал в Астрале заново картину Пашиных переживаний по поводу простуды и отравления, подразумеваемого последним.
Это мне хорошо было понимать и рассуждать за кулисами физического мира, у холодных кадров Астрала, рассуждать и правильно видеть сокровенность Пашиной простуды, а ему-то, каково ему!...
Да и как он, Паша Мечетов, мог расшифровать, хотя и пытался, тайну своей простуды, тайну публикаций!
А дело было так...
ПРОСТУДА
Для того чтобы победить астральную шайку, а точнее - ее коллективную волю в Астрале, я должен был не спеша выяснить, как бы исподволь, со стороны подглядывать, созерцать, анализировать то, чем занималась эта преступная группа.
И все это терпение мое могло в какое-то единое мгновение вылиться в один-единственный долгожданный вывод-действие, который озарит мою душу знанием предмета, светом неприкосновенности, ибо то, что понятно, над тем уже не задумываешся, оно начинает восприниматься сразу, целиком, автоматически переходит в своеобразный рефлекс чувств и образов, мыслей, а значит это, понятое, больше не требует затора, траты энергии для овладения им! И тогда, тогда я вернусь в свое земное тело "автоматом" - как говорил мой наставник Иван.
