По пути в Вознесенск, где находился Афанасьевский волисполком, она встретила в лесу бригаду заготовщиков дров. Это были местные купцы, отбывавшие по распоряжению Афанасьевского Совета трудовую повинность. Смекнув, что в такую глухую зимнюю пору на почтовых лошадях может ехать по тракту только большое начальство, они стали жаловаться, что Совет эксплуатирует крестьян, денег лесорубам не платит, а кормиться заставляет своими харчами.
Добравшись до Вознесенска, Самойлова попросила немедленно собрать всех членов исполкома и начала нас распекать за нарушение советских законов.
— Прошу прощения, товарищ Самойлова, — поднимаясь, перебил один из членов исполкома. — Тут явно вышла ошибка. Где вы встретили лесорубов, о которых нам рассказали?
— Как где? — удивилась Розалия Самойловна. — В лесу, верстах в пяти-шести отсюда.
— Тогда все ясно! Там как раз купцы наши, афанасьевские, лес валят…
Когда мы объяснили, что всех купцов, отказавшихся платить контрибуцию, Совет послал на заготовку дров, товарищ Самойлова рассмеялась и сказала:
— Ну и шельмецы! Провели меня за нос!
Инцидент, к общему удовольствию, был исчерпан.
— А теперь, — сказала Розалия Самойловна, — давайте знакомиться, и простите мне незаслуженную оргпроработку. Как говорится, и на старуху бывает проруха.
Самойлова стала беседовать с членами волисполкома и, разговаривая, время от времени пристально посматривала на меня. Я понял, что она силится припомнить, где меня видела. Я же сразу узнал Розалию Самойловну, как только увидел перед собой невысокую женщину средних лет, с гладко уложенными русыми волосами, стянутыми на затылке в узел.
Самойлова совсем не изменилась с тех пор, когда мы, несколько артиллеристов, ходили тайком на Пресню заниматься в марксистском кружке, которым она руководила. Женщина она была волевая, настойчивая, могла и обругать, но, когда надо, умела заступиться за человека. С солдатами Самойлова быстро нашла общий язык: о политике, о социализме, о мире и войне она рассказывала просто и понятно. Кружковцы любили Розалию Самойловну.
Когда подошла моя очередь знакомиться, Розалия Самойловна, прищурившись, спросила:
— А ты, случайно, не был в кружке Родичева, на Пресне?
Тут я, радуясь, что она узнала, заулыбался во весь рот:
— Конечно был. Вы же с нами и занимались!
— Вот, вот, — усмехнулась Самойлова. — Я сразу поняла, что видела тебя где-то. А где — никак не вспомню! Память у меня на людей хорошая. Только тебя трудно узнать: вишь, какую бороду отрастил! Очень, очень рада тебя видеть!
Я спросил, где сейчас Дмитрий Родичев. Оказалось, он по-прежнему служит в бригаде и работает в Пресненском Совете. Мы еще немного побеседовали, а под конец Самойлова сказала:
— Это хорошо, что тебя избрали в волисполком. Работа в Советах — отличная школа. Но ты, пожалуй, больше нужен сейчас в армии. Не хватает кадровых командиров-артиллеристов. Ну да мы еще потолкуем об этом.
Потом началась общая беседа. Самойлова расспрашивала, как Афанасьевский Совет строит свою работу среди населения, особенно интересовалась настроением крестьян. Мы рассказали, что народ стоит за Советы, мужики довольны декретами о земле и мире.
По нашей просьбе Розалия Самойловна объяснила, как надо оформить ячейку коммунистов при волисполкоме. В партию вступили все члены исполкома: Водовозов, Вежливцев, Рухлов, Копытов, я и два моих однофамильца — односельчане Василий Шебунин и Степан Шебунин. Секретарем ячейки выбрали Водовозова — он был старше других и политически более развит.
Так появились в нашем Совете первые большевики.
Перед тем как отправиться дальше, Самойлова настойчиво убеждала меня ехать с ней в Архангельск, чтобы заняться там организацией артиллерийской части. Сначала я колебался: надоела, не по душе была мне солдатская лямка — то ли дело вольготная жизнь в наших лесах! Но я верил Розалии Самойловне, да и сам понимал, что нашей молодой стране очень нужна Красная Армия, потому что еще могут быть тяжелые бои с буржуазией. К тому же я стал коммунистом, и мое место было теперь там, где это необходимо партии.
Для себя я решил, что поеду в Архангельск, а все же хотелось навестить отца и получить его согласие. Отца я очень любил: он был справедливый, добрый и умный человек. В деревне все относились к нему с большим уважением.
