Во время вынужденной паузы Скобелев подтянул Ревель-ский полк, который прошел через боевые порядки залегших воинов и с ходу атаковал редуты. За ним в сражение вступил Либавский полк. Скобелев почувствовал, что наступила критическая минута боя. Он вылетел из-за пригорка, как всегда, на белом коне, весь в белом, следом за ним несколько офицеров – ординарцы, начальник штаба, казаки. По скату лепились группы воинов, их становилось все больше и больше, и вот уже человеческие фигурки покрыли весь склон. Скобелев догнал солдат, затем опередил их, расстояние между бегущими и серой насыпью сократилось, крики «Ура!» слились с «Алла! Алла!», залпы следовали один за другим. Редут, словно живое чудовище, обжигал наступающих огненными струями, но вот уже и насыпь. Выстрелов почти не слышно – только скрежет штыков да раздирающие воздух вопли: внутри редута – рукопашный бой, жестокости которого не было равных. Такого кровопролитного и беспощадного сражения Европа не знала со времен Бородина. В 16 часов редут взят. Земляные насыпи, орудия сплошь залиты кровью. Уцелевших при защите нет. Избежавшие гибели в стенах укрепления нашли ее на обратном скате. Неимоверная усталость овладела и победителями. Сказывалось напряжение многодневных боев, люди падали от усталости, и лишь только появление Скобелева, проходившего по редуту в сопровождении ординарцев, заставляло солдат подтянуться.
– Спасибо, ребята, за службу, потрудились честно сегодня, я счастлив, что командую такими молодцами. Устали?
– Устали, ва-шство...
– Полдела сделали.
И действительно, передышка была короткой. Турки не собирались за просто так отдавать грозное укрепление, оказавшееся беспомощным перед напором скобелевцев. А русские, в свою очередь, также не желали расставаться с добычей, завоеванной в кровопролитных боях. Вот и схлестнулись стойкость с яростью. Только последняя, изрядно потрепанная бесплодных контратаках, угасла в янычарах, с тем чтобы спустя некоторое время воспрянуть под ударами плеток.
Скобелев понимал, что цель атаки не достигнута, впереди еще один барьер – редут Кованлек, взять его – значит путь на Плевну открыт. Он подтягивает резервы, артиллеристы занимают позиции прямо в редуте, начинается артиллерийская дуэль – не в пользу турок. Дивизион поручика Прохоровича своим метким огнем быстро подавил орудия редута Кованлек. Немалые потери, понесенные турками во время контратак, когда орудия этого дивизиона расстреливали их в упор картечью, создали благоприятные предпосылки для взятия второго редута.
Но вот все готово к атаке. На этот раз она велась лишь небольшой частью сил с фронта, основные же усилия были направлены во фланг. По траншеям под прикрытием огня артиллерии атакующие приблизились к укреплению.
Скобелев руководил боем из занятого редута. На малейшее изменение обстановки тотчас следовало его распоряжение. И на этот раз чаша весов склонилась в пользу наступающих: турки были выбиты из траншей, бой шел уже на бруствере, зазвучало «Ура!», и вновь жестокая рукопашная схватка. Турки бежали из редута. По бегущим – огонь из ружей, затем из орудий, перевезенных сюда из редута Исса-ага. В 18 часов редут Кованлек полностью был очищен от турок, впереди, всего лишь в трехстах шагах, окраина Плевны, кажется, еще усилие, бросок, и город, у стен которого полегло столько отважных сынов России, будет в руках русских войск. Правда, для этого решающего броска сил у наступающих нет, как нет у Скобелева и резервов. Он понимает, что малейшее промедление – и выгодный момент для взятия Плевны будет упущен, и немедленно шлет донесение в Полевой штаб о взятии редутов, генерал просит дать ему подкрепление. Скобелев прекрасно сознавал, что он достиг большого успеха ценой невероятных потерь, и воспользовался бы возможностью взять Плевну – основную цель третьего штурма, имея под рукой достаточные резервы, но...
Пожалуй, наиболее уязвимым местом в деятельности Полевого штаба был сбор информации. Многие донесения вообще не проверялись, другие не отражали и приукрашивали положение дел из-за боязни огорчить царя. Полученное от второстепенного лица донесение сыграло если не решающую, то определенно отрицательную роль в неудаче русских войск под Плевной. Об этом донесении М. А. Газенкампф не упоминает, но о нем написал в своей книге «На войне» В. В. Верещагин, постоянно находившийся во время сражения рядом с главнокомандующим.
