Она посмотрела по сторонам:
– Тут неплохо.
Пакстон и сам так думал. Сверкающие, под золото, носики пивных кранов, лакированное дерево. Определенно оформлял человек, никогда не бывавший в настоящем британском баре – Пакстон ездил по делам на некоторое время в Британию, – но оформителю, по крайней мере, объясняли, каким здесь должен быть интерьер.
Подошел бармен, вытирая пинтовый стакан, и кивнул в сторону Циннии.
– Водку со льдом, – сказала она. – Можно марки «Уэлл».
Бармен кивнул и приготовил заказанное.
– Так, значит, светская жизнь вас не интересует, – сказал Пакстон.
– Не интересует, – подтвердила Цинния и, не глядя на него, взяла стакан. Голос у нее был усталый. Так и должно было быть, красные уставали, как-никак целый день на ногах. Цинния наклонилась вперед, провела часами перед встроенным в стойку платежным диском, который располагался скорее перед Пакстоном, чем перед ней.
– Позвольте мне заплатить, – сказал он, выставив вперед руку и прикоснувшись при этом к ее руке.
– В этом нет необходимости…
– Я хочу, – сказал он, постукивая часами о диск, край которого загорелся зеленым. Она улыбнулась и подняла стакан. Он взял свой и чокнулся с нею.
– Ваше здоровье.
– Ваше здоровье.
Он допивал пиво, она сделала большой глоток водки. Затем Пакстон поставил кружку на край стойки, чтобы бармен заметил и принес ему еще. Молчание затянулось на мгновение дольше, чем ему хотелось. Вбирая в себя атмосферу бара, оно становилось все более тяжелым. Пакстон понял, что ничего умного придумать не удастся, и спросил:
– Ну, как? Осваиваетесь?
Цинния слегка приподняла бровь, как бы говоря: «Ничего лучше не придумал?»
– Пока все нормально. Работа тяжелее, чем я думала. Приходится бегать так, что под конец едва на ногах стоишь.
Пакстон взял полный стакан пива и сделал глоток.
– А в чем заключается работа?
Цинния кратко объяснила: часы, стрелки указывают путь, надо ставить вещи в контейнерах на конвейер. Весь процесс подобен танцу. Пакстон представил Циннию вращающейся шестеренкой гигантской машины, мелкой деталью, обеспечивающей бесперебойную работу целого.
– Вы и хотели получить красную рубашку? – спросил он.
– Да нет, черт возьми, – сказала Цинния, сделав еще глоток водки. – Хотела попасть в техническую команду. Я в прошлом имела дело с техникой.
– А вы вроде говорили, что преподавали.
Она снова приподняла бровь, такое мимическое движение могло нанести рану.
– Преподавала. Но в колледже подрабатывала ремонтом электроники. За жилье платила одной только заменой треснувших экранов в телефонах. Дети, напившись, часто разбивают телефоны.
Пакстон засмеялся.
– Я бы охотно поменялся с вами местами, если б можно было.
– Ну да? – сказала она. – Не нравится работа копа?
Пакстон почувствовал, как спирт проникает ему в синапсы и нейроны. Приятно было пить и говорить, подобного с ним уже давно не бывало.
– Такая работа не для меня, – сказал он. – Мне властности не хватает.
– Ну, слушайте, бывают вещи и похуже…
Казалось, Цинния поплыла. Он не хотел терять ее так быстро.
– Ну, расскажите о себе. Я знаю, что вы учительница. Знаю, что можете починить телефон. Откуда вы?
– Жила там и сям, – сказала она, оглядывая бар, глядя на свое отражение в зеркале за радугой поблескивающих бутылок со спиртным. – В детстве мы часто переезжали с места на место. Не могу назвать какой-то конкретный город своим родным.
Она отхлебнула водки. Пакстон понурился. Насколько он представлял себе сценарии первого свидания, встреча становилась многообещающей.
Цинния улыбнулась:
– Простите, но это немного скучно, правда?
– Нет, вовсе нет, – сказал Пакстон и засмеялся. – То есть да, скучно.
Она засмеялась в ответ и шлепнула его по руке. Легко, тыльной стороной ладони, и это случилось лишь потому, что она уже подняла руку, чтобы взять стакан с водкой, но он все равно воспринял это как хорошее предзнаменование.
– Ну, а ваши родители? – сказал Пакстон.
– Мама жива, – ответила Цинния. – Беседуем на Рождество. Это, пожалуй, и все, на что мы способны.
– А у меня есть брат, – сказал Пакстон. – У нас тоже так. Мы ладим, но пальцем не пошевелим, чтобы повидаться. Это… Не знаю… – Он хотел сказать что-то еще, но пиво делало свое дело. Он подумал: что, если допить пиво, извиниться и пойти к себе? Принять поражение, пока не истек кровью.
