– Можешь рассказать что-нибудь интересное о тюрьме? – спросила Дакота.
– Ничего там нет интересного, – сказал Пакстон.
Некоторое время они шли молча.
– Прости, – сказала Дакота.
Пакстон вздохнул:
– Да нет, ничего. Об этом все спрашивают. Сидят ли там насильники и убийцы? Нет. Я работал в месте с наименее строгим режимом, где сидели главным образом за гражданско-правовые преступления. Самые крутые из заключенных были вовсе не так круты, как о них думают. Я хочу сказать, тюрьма многому научила меня в плане разрешения конфликтов, но в целом там совсем не то, что показывают по телевизору.
– А-а, – протянула Дакота, даже не пытаясь скрыть разочарования.
Пакстону стало обидно. Глупое ощущение, но он стал соображать, что бы ей рассказать. И ему тут же вспомнилась одна история, от которой, впрочем, мороз по коже не шел.
– Ладно, – сказал он. – Есть одна история.
Дакота насторожилась.
– Каждое утро ровно в шесть звенит звонок, и все должны выходить из камер на поверку, – сказал Пакстон. – Была у нас пара заключенных, Титус и Мики. Пожилые, с придурью, держались особняком. Рассказывали, что собираются бежать, но никто им не верил. А следовало бы. Потому что однажды на поверке оказалось, что их нет. Пошли к ним в камеру, и оказалось, что нижняя половина Мики торчит из дыры в полу, голая задница, и ногами в воздухе дрыгает. Они с Титусом вырыли ход, и Мики в нем застрял.
– Погоди… он, что же, голый?
– Ну, да, – сказал Пакстон. – Они рыли, а землю спускали в унитаз. Не могу поверить, что никто не замечал, но по ночам, когда все были заперты по камерам, в блоке бывал лишь один охранник. Из соображений экономии. Глупо. Надо бы кому-то ходить по коридору, смотреть, чем заняты заключенные. Видимо, Титус пролез в этот довольно узкий ход первым, а он парень худой. Больше его не видели. А Мики чуть потолще, он не смог пролезть. Наверно, решил, что если разденется, то одежда не будет ни за что цепляться.
– Оказался слаб в точных науках.
– Дальше – лучше, – продолжал Пакстон. – Пошли мы с одним охранником вытаскивать Мики. Каждый ухватился за ногу, тянем. И оба валимся. Другой охранник получил сотрясение мозга. Оказалось, Мики знал, что дыра окажется для него узковата, стащил на кухне здоровый кусок сливочного масла и им обмазался. Не хотел рисковать.
Дакота рассмеялась.
– Боже мой!
Пакстон тоже посмеялся.
– Так он втиснулся в дыру и застрял намасленной задницей вверх. Пришлось его сначала вымыть, чтобы как следует ухватиться. Тут, знаешь, я не раз подумал, что хочу убраться к чертям с этой работы. Представь, торчит из пола голая всхлипывающая задница, а мы ее моем губками.
Дакота снова рассмеялась.
– Да, повезло тебе. У нас с таким не столкнешься.
– Приятно слышать, – сказал Пакстон.
Они вошли под своды «Живи-Играя». Дакота, по-видимому, знала, куда идет, Пакстон следовал за нею. Они поднялись по эскалатору, затем по другому и оказались в темноватом пассаже со старомодными игровыми автоматами, которые все еще работали. Из-за тусклого света и царившего здесь шума помещение казалось гораздо более пустым, чем было на самом деле.
– Зачем мы здесь? – спросил Пакстон.
Дакота, не отвечая, шла вглубь здания к игровому автомату с длинным выступающим вперед полем, возле которого в тени, как показалось Пакстону, произошло какое-то движение. Дакота подошла к автомату и вытащила из тени молодого человека в зеленой рубашке поло. Костлявый, с копной светлых волос, он был недоволен тем, что его вытащили на свет. Он поднял руки, защищая лицо.
– Привет, Уоррен, – сказала Дакота.
– Я ничего такого не делаю.
– Просто спрятался.
– Играл в ски-болл. Увидел, что вы сюда идете, сразу понял, что будете докапываться. – Он посмотрел на Пакстона и кивнул в его сторону. – Это что за пентюх?
– Новенький, – сказала Дакота. – Раньше работал охранником в тюрьме. Я бы на твоем месте его не сердила. Он повидал дерьма.
В глазах Уоррена мелькнул страх. Пакстон подыгрывал, зловеще помалкивая и позволяя воображению Уоррена дорисовать несказанное.
– Уоррен тут торгует «Забытьём», – сказала Дакота. – Вот чем он занимался. – Она указала в угол. – Народу здесь бывает немного, так он использует автоматы, чтобы толкать дурь.
