Спальня рабов — низкая, с двойными нарами. В закопченных каменных корытцах — языки пламени, желтые, окруженные кольцами, поминутно вздрагивают, мечутся от людского дыхания и испарений.
На верхних нарах, пристроившись у самого светильника, молодой пергамец, осторожно расправляя рваные края папируса, с трудом разбирает какие-то стертые письмена.
А внизу, у каменного столба, врытого в землю, рабы играют в кости.
Весельчак Ир, уютно расположившись у очага, пищит на маленькой глиняной свирели.
Никто не заметил, как в спальню вошел Кадм. Он степенно шагал между нарами и бормотал:
— Кир и Адис — вчера чистили, Абель и Балдар позавчера чистили… — Его взгляд остановился на читающем: — Аридем! Эй, Аридем!
Раб, склоненный над клочками папируса, не шелохнулся.
— Эй, пергамец! Ты оглох, что ли? Твоя очередь чистить колодцы!
— Сейчас, — оторвался юноша от папируса.
Он снял со стены веревки с нанизанными на них железными когтями, не спеша смотал вокруг кисти и кивнул:
— Пошли, Ир!
Ночь, звездная и прохладная, обдала их свежестью. Было тихо и ясно. Каменистая сирийская земля звенела под ногами. Во тьме чуть слышно журчали невидимые оросительные каналы. Аридем шел широко, размашисто, длинный, тонкий Ир торопливо семенил за ним короткими шагами.
Вот и колодец у перекрестка. Ир зябко повел плечами.
— Ладно, — Аридем обмотал себя веревкой и кинул свободный конец Иру, — я полезу…
— Ты в тот раз чистил, — запротестовал Ир, — теперь моя очередь!
— Держи крепче, — отозвался Аридем, укрепив на ногах железные когти и ныряя в темноту.
Ир вытягивал бадью за бадьей, полные ила и гниющей грязи, отворачивался, чтоб не — задохнуться от зловония. Наконец показалась полупустая бадья. Выплеснув ее, Ир уперся пятками в землю и стал тянуть веревку.
Через несколько мгновений показался Аридем. Его голова, одежда — все было покрыто скользкой зловонной жижей.