— Бывшим волшебником, — поправил Луис. — Теперь я просто компьютерщик. А какую роль в этом деле играете вы, Кит?
— Главную, — ответил Даймонд. — Руководит расследованием.
Луис слегка усмехнулся и заказал напитки.
— Непростая была задачка, — признался он. — Украинцы — само обаяние, пока не заподозрят, что их собеседник из иммиграционной службы, и тогда пиши пропало: от тебя будут воротить нос, как от прокисшего борща. В 90-х годах в Лондон волной хлынула украинская молодежь. На родине им жилось несладко, вот они и разъехались.
— Женщине, о которой идет речь, на момент убийства могло быть лет двадцать, — сказал Холлиуэлл. — Мы предположили, что ее могли ввезти в страну незаконно.
— В Бат? Промышлять проституцией?
— Скорее, в Бристоль.
— Незаконный ввоз украинок — серьезная проблема. Их здесь тысячи. Но не будем забывать, что большинство из них приехали сюда легально и получили разрешение на работу. Что вам известно о пропавшей?
— Что в ее одежду была вшита украинская молния, — сказал Даймонд.
— А под ней застрял обрезок волоса, — добавил Холлиуэлл.
— А зубы?
— Голову не нашли.
— Да уж, влипли вы. — Луис поднял свой стакан и отпил. — Если вы правы насчет незаконного ввоза, ее мог убить сутенер.
— В таком случае, — подхватил Даймонд, — ее убили в назидание остальным женщинам, чтобы приструнить их. Значит, кто-нибудь ее да вспомнит.
— Это через двадцать лет? — усмехнулся Луис. — Ты неисправимый оптимист. Поколение работниц секс-индустрии давно сменилось.
— Но представительницы старшего поколения, возможно, доросли до бандерш.
— Опять ты за свое. Ладно, словом, я договорился для вас о встрече с двумя людьми — так сказать, с двумя противоположными концами спектра. Олена — оплот общины, что-то вроде социального работника при церкви, разыскивает девушек, попавших в беду, помогает им поддерживать связь с родными. Украинцы регулярно посещают церковь, украинскую православную. Церковь находится в Илинге, недалеко отсюда. Рано или поздно все девушки, посещающие эту церковь, сталкиваются с Оленой. Второе контактное лицо — один алкоголик, который ни дня не работал с тех пор, как обосновался здесь. На Эддисон-роуд есть украинский паб под названием «Крым», где Андрию всегда нальют чарочку за свежие сплетни. Если с пропажей вашей жертвы связан какой-нибудь скандал, расспрашивать о нем надо Андрия. Только будьте с ним почтительны: у него влиятельные друзья.
— Как найти Андрия, мы уже знаем, — отозвался Холлиуэлл. — А Олену?
— Сейчас она расставляет цветы в церкви на Ньютон-авеню. Я предупредил ее, чтобы ждала вас около половины первого.
Низенькая, худая, с неподвижным взглядом иконы, Олена встретила их у входа в церковь и произнесла:
— Вы пойдете ко мне в квартиру.
Она принадлежала к числу женщин, с которыми лучше не спорить.
— Как скажете.
Квартира находилась в соседнем доме.
— Я приготовила для вас черный хлеб и соль. Это обычай, — объяснила она. Накрытый вышитым полотенцем хлеб лежал на столе в прихожей. Олена сдернула полотенце, демонстрируя каравай и солонку. С этим подношением она подошла сначала к Даймонду. — Отломите кусок и макайте в соль, — велела она.
Хлеб был кислым на вкус, но Даймонд поблагодарил хозяйку.
— Говорить не надо. Голову наклонить, и все.
Холлиуэлл получил свою порцию и выразил благодарность молча, как было велено.
— Вот хорошо, — сказала Олена. — Теперь мы говорить в моей гостиной.
В маленькой комнате помещалось только два кресла у камина, на полке которого теснились фотографии в металлических рамочках.
— Садитесь, — указала Олена на кресла. Потом налила в три бокала какую-то жидкость из кувшина. — Это квас, — объяснила она, подавая бокалы гостям.
Темный сладковатый напиток был не слишком приятным на вкус.
— Мы хотели бы расспросить вас об одной молодой украинке, которая лет двадцать назад предположительно уехала в Бат и там была убита. Ее имени мы не знаем. Ей было около двадцати лет, скорее всего, какое-то время она провела в Лондоне.
— Убита? Почему?
— Возможно, столкнулась с преступниками — здесь или в Бате.
— С Божьей помощью я учу девочек сторониться таких людей, — сказала Олена. — Ничего такого не знаю.
