Ландшафт изменился, словно трещина отграничила один тип местности от другого. До того тянулись низкие холмы и поля, сейчас пошел лес. Тропа становилась все уже — ее теснили огромные кедры, земля была докрыта ковром красно-коричневой хвои. Тут и там попадались заросли светло-зеленого папоротника, который рос, казалось, там, где не выросла бы никакая другая трава. Встречались и пятна темно-зеленого мха.
Порывами дул холодный ветер, вздымая волосы Чери, пряди которых обвивали Бинка. Приятно пахло сосновой смолой.
Бинку захотелось слезть и улечься на моховую постель — так манило к себе это мирное местечко. Но Чери вдруг предупредительно проговорила:
— Не следует этого делать.
Бинк вздрогнул.
— Я не знал, что кентавры пользуются магией!
— Магией? — переспросила она хмуро.
— Ты только что прочла мои мысли.
Чери засмеялась.
— Вряд ли. У нас нет магических талантов. Но мы знаем, какое впечатление производит на человека этот лес. Это — умиротворяющее заклинание, которое деревья используют, чтобы сохранить себя от вырубки.
— Что же в этом плохого? Тем более, что я вовсе не собираюсь рубить лес.
— Он не доверяет твоим добрым намерениям. Сейчас я кое-что покажу тебе. — Она осторожно сошла с тропы, и ее копыта утонули в мягком игольчатом ковре.
Она прошла между несколькими ощетинившимися хвойными деревьями, прошла мимо тонкой пальмы-змеи, которая даже не снизошла, чтобы зашипеть на Чери, и остановилась у опутывающей ивы — остановилась на расстоянии, ибо близко подходить к этому дереву нельзя.
— Там, — пробормотала она.
Бинк взглянул, куда указывала ее рука: на земле лежали человеческий череп и скелет.
— Убийство? — спросил он, и его передернуло.
— Нет. Просто сон. Он здесь прилег отдохнуть, как тебе только что хотелось, и больше не встал. Полное безмятежное спокойствие — это коварная вещь.
— Да… — выдохнул Бинк. Тут не было никакого насилия, никакой болезни — просто потеря инициативы. Зачем беспокоиться, трудиться, когда намного легче просто расслабиться? Если человек решился на самоубийство — это был бы идеальный способ. Но у него, Бинка, были причины жить — по крайней мере пока были.
— Вот одна из причин, почему мне симпатичен Честер, — сказала Чери. — Он никогда не поддается ничему такому.
Это уж точно! В Честере не было мира. Чери и сама бы никогда не поддалась, подумал Бинк, хотя она несравнимо мягче характером.
Бинк ощущал расслабленность — даже вид скелета не погасил ее. А Чери явно умела сопротивляться заклинанию. Может быть, физиология кентавров иная, чем у людей… Или, может быть, в душе ее первозданная дикость, которая маскируется ангельским видом и приятной речью. Вероятнее всего, понемногу и того, и другого.
— Давай уйдем отсюда.
Она засмеялась.
— Не тревожься. Я провожу тебя через лес. И когда будешь возвращаться, не ходи здесь один. Путешествуй с врагом, если сможешь найти его. Это лучше всего.
— Лучше, чем с другом?
— Друзья расслабляют, — пояснила она.
О, в этом был смысл! Он, без сомнения, никогда не расслабится, если рядом будет кто-нибудь вроде Джамы. Потому что расслабься — можешь получить меч в живот. И все же что это за ирония жизни, когда другу следует предпочесть врага! Найти врага, чтобы тот сопровождал тебя в путешествии по мирному лесу!
— Магия составляет странные компании, — пробормотал он.
Умиротворяющее заклинание леса объясняло, почему здесь почти нет иной магии. Деревья не нуждались в индивидуальных защитных заклинаниях — на них никто не собирался нападать. Даже опутывающее дерево казалось спокойным, хотя Бинк был уверен, что оно все-таки схватит добычу, если появится шанс, — схватит, поскольку кормится таким способом. И стало быть, здесь есть над чем поразмышлять — например, как быстро ослабевает магия (и насколько), когда первостепенное требование выживания отступает на второй план.
Да — здесь была магия, сильная магия, общая магия всего леса, когда каждое дерево вносит свою долю. Если бы человек смог нейтрализовать расслабляющий и усыпляющий эффект, он жил бы тут в полной безопасности. Надо бы запомнить это…
Они вернулись на тропинку и продолжили путь. Бинк дважды задремывал и едва не сваливался со спины Чери. Ему было ясно, что в одиночку он никогда бы не выбрался отсюда.
