— Как их много, — сказала Мэри о танцующих. — Когда мы тут появились, их было куда меньше.
Джонс хмыкнул.
— На самом деле их еще больше, — сказал он. — Здесь все мои и часть ваших.
— Вы хотите сказать, что они выбрались из своих убежищ?
— Из-за еды, — пояснил он. — Еды и пива. Ведь вы же не предполагали, что они будут смирно сидеть в кустах, глядя, как насыщаются другие.
— Тогда где-то здесь должен быть и Бромли. Ох, этот хитрый малыш! Почему бы ему не прийти и не поговорить со мной?
— Он не в силах оторваться от веселья, — сказал Корнуэлл.
Енот выбрался из гущи танцующих и, подойдя, потерся о ногу Хэла. Хэл взял его на руки и посадил на колени. Енот уютно устроился, спрятав нос в пушистый хвост.
— Он слишком много ел, — сказал Джиб.
— Он всегда много ест, — ответил Хэл.
Скрипка пела и стонала, стараясь дотянуться до звезд. Рука Сплетника яростно водила смычком, и ворон тщетно протестовал против неудобства.
— Я не могу понять вас, — тихо сказал Корнуэлл Джонсу. — Вы говорите, что никогда не заходили дальше Дома Ведьмы. Я хочу представить себе, чем вы руководствовались. Во всяком случае, почему вы здесь оказались?
Джонс усмехнулся.
— Странно, что вы задаете мне эти вопросы, ведь у нас столько общего. Видите ли, сэр Ученый, я такой же студент, как и вы.
— Но если вы студент, почему вы не учитесь?
— Я учусь, — сказал Джонс. — И здесь больше чем достаточно предметов для изучения. Более того. Когда вы что-то исследуете, вы стараетесь схватить предмет целиком, прежде чем переходить к другому. И когда придет время, я двинусь и дальше Дома Ведьмы.
— Изучать, вы говорите?
— Да. Записки, записи, снимки, картины. У меня целые кучи записей и мили лент…
— Лент? Картины? Вы имеете в виду холсты и рисунки?
— Нет, — сказал Джонс. — Я использую камеру.
— Вы говорите загадками, — сказал Корнуэлл. — Мне не доводилось слышать о таком.
— Возможно так оно и есть, — сказал Джонс. — Не хотите ли зайти и посмотреть? Не будем беспокоить всех прочих.
Он встал и направился к палатке. Корнуэлл последовал за ним. У входа в палатку Джонс остановил его движением руки.
— Вы способны к непредвзятому восприятию? — спросил он. — Вы ученый, и вам оно должно быть свойственно.
— Шесть лет я провел в Вайалусинге, — сказал Корнуэлл. — Я старался смотреть на все открытыми глазами и при ясном уме. А как иначе можно изучать что-то?
— Отлично, — сказал Джонс. — Какой сегодня день, по вашему мнению?
— Октябрь, — сказал Корнуэлл. — Дня точно не помню. Год от рождения Господа нашего 1975-ый.
— Отлично, — сказал Джонс. — Я просто хотел убедиться. Для вашего сведения, сегодня семнадцатое.
— Какое значение имеет дата? — спросил Корнуэлл.
— Может, и не очень большое. Но несколько позже она поможет вам легче воспринимать все. Так уж получилось, что вы первый, к кому я обратился с этим вопросом. Здесь, в Затерянных Землях, никто не смотрит на календарь.
Подняв полог палатки, он пригласил Корнуэлла войти. Внутри палатка казалась больше, чем снаружи. Здесь царил порядок, несмотря на кучу наваленных вещей. В углу стояла раскладная койка. В другом размещались стул и стол, на котором в грубоватом подсвечнике стояла массивная свеча. Пламя ее колыхалось. На углу стола, высилась куча книг в черных кожаных переплетах. Рядом с книгами стоял открытый ящик. Почти весь стол, практически не оставляя места для работы, занимал странный предмет. Бросив беглый взгляд, Корнуэлл убедился, что тут нет ни гусиного пера, ни чернильницы, ни ящичка с мелким песком для просушивания чернил, что показалось ему достаточно странным.
В противоположном углу стояла большая металлическая шкатулка, а пространство рядом с ней было занавешено тяжелыми черными портьерами.
— Моя проявочная, — объяснил Джонс. — Там я работаю с моими пленками.
— Не понимаю, — растерянно сказал Корнуэлл.
— Взгляните, — предложил Джонс. Подойдя к столу, он взял из ящика пачку тонких квадратиков бумаги и веером пустил их по столу. — Вот, — сказал он. — Это фотографии. О них я вам и говорил. Не рисунки — фотографии. Валяйте. Возьмите их и рассматривайте.
Корнуэлл нагнулся над столом, не притрагиваясь к так называемым фотографиями. На него смотрели цветные рисунки — изображения домовых, гоблинов, фей, танцующих на волшебных лужайках; Адские Псы со своими вызывающими ужас ухмылками, двухэтажный дом, стоящий на холмике, рядом с которым через ручей был перекинут каменный мостик. Невольно Корнуэлл взял в руки изображение дома и поднес его к свету, чтобы лучше рассмотреть.
