– О, Инна. Садись скорей с нами.
– Нет-нет, спасибо. Я прямо сейчас в Москву еду. Когда вернусь? Поздно, наверное. Вы запирайте, не ждите, я зайду к девочкам переночевать.
И тут, для самой неожиданно, у нее вырвалось:
– Если меня вдруг спросят... Ну, Костя... Вы скажите, пожалуйста, что я в Москве.
Быстренько распрощалась, и – за калитку, к насыпи, по рельсам бегом, бегом...
И – надо ж такое. Не посмотрела со спеху расписания, упустила электричку, минут на пять, попала в перерыв – часа полтора. И что теперь делать? Возвращаться в дом неохота, сидеть на вокзале... Глупо, конечно, и времени жалко, и порыв уже стал пропадать...
Может, вообще не ездить в эту Москву? И куда там идти? Где живет Костя, она не знает, и там Маринка, и вообще. Позвонить некуда. Все плохо, куда она сорвалась, как дура? Сидела бы лучше, собирала вещи, а теперь еще и возвращаться неловко. Пойти к девчонкам – так кого застанешь в общежитии среди дня?
Почему-то под все эти мысли она не уходила со станции. Наоборот. Нашла в зале ожидания уголок посвободней, устроилась кое-как на жестком сиденье, положила сумку на колени.
Наверное, она даже задремала, потому что вдруг что-то, как молния, как солнечный свет, ворвалось в ее неуютный мир – ее трясли за руки, за плечи, ее звали, что-то возбужденно крича.
Она открыла глаза – Костя! Запыхавшийся, лохматый, в белой рубашке. В руках почему-то – три мятые красные розы на длинных стеблях.
– Я приехал, зашел в дом – тебя нет! Хозяйка сказала, ты в Москву собралась. Мы с тобой, видно, на насыпи разошлись, хотя непонятно, как. Я скорей, бегом опять на станцию, туда, сюда, думал, опоздал. Решил уже возвращаться, а ты вот где! Пошли скорей!
Он вытащил ее из здания вокзала, поволок за руку по улице, сам не очень разбирая дороги. Вдруг остановился, обернулся, взглянул на нее, – она еле успела поймать его этот взгляд, – сунул ей розы.
– Вот! Это тебе! И знаешь – я тут развод наконец получил. Выйдешь за меня замуж?
С осени они сняли себе квартирку неподалеку от Монастыря. Тоже по насыпи, по насыпи, но потом сворачивать не направо, а налево. И дом был – в четыре этажа, «городского типа». Инна все сперва хотела доучиться, получить диплом, но денег не было, жили совсем ни на что, пришлось брать заказы, заказы... И ребенок должен был родиться в конце весны... Так и бросила.
Потом ей удалось устроилась художником на игрушечной фабрике. Денег не много, зато работа стабильная. Ну и домой заказы брала. А через год родилась вторая дочка.
Костя не работал. Писал ли стихи, нет ли – она уже давно не знала. Он не говорил, она не спрашивала. Он вообще был мрачен и молчалив, стал пропадать, сперва днями, потом, время от времени – на ночь. Когда младшей было месяца три, он не приходил домой где-то с неделю.
Наверное, надо было как-то вмешаться, но не было ни времени, ни сил. Из квартиры потихоньку исчезли его вещи, да их и было немного. Так она и не знает толком, где он. Что тут поделаешь?
Что ни поделать, а нечего стоять посреди дороги. Надо спешить. Опять она не успевает забрать вовремя девчонок из яслей, опять воспитательница будет глядеть на нее с укоризной... Зато в Москве ей заплатили за заказ и обещали дать новый. И она сумела купить по дороге продуктов – теперь они проживут десять дней до зарплаты...
Женщина нагнулась, с усилием подобрала сумку и заспешила дальше, неловко стараясь попадать шагами на шпалы. Прошла переезд, замерла на секунду, потом словно очнулась и стала спускаться с насыпи по левому краю.
