Сказки Нью-Йорка - страница 27

Шрифт

Интервал

Джентл: Но мне нравятся мужчины, которые ненавидят женщин.

О’Рурк: Ты понял, Адмирал? Если бы Крисчен сейчас соображал что-нибудь, он непременно бы восхитился этой позицией.

Адмирал: Ну, все, нам пора заняться маникюром, мисс Джентл. Спустимся в комнату для отдыха.

О’Рурк: (провожая их до двери) До встречи, мисс Джентл. Пока, Адмирал, и следи тщательней за своим штопором. Отныне и навсегда я запрещаю использовать его в моем заведении. (Поворачивается к рингу.) Это было великолепно сыграно, Корнелий. Адмирал теперь обязательно пригласит тебя на свой корабль, прокатишься разок-другой мимо берега. Я очень рад, что ты блестяще исполнил роль, лишь на секунду я подумал, что, может быть, Адмирал действительно нокаутировал тебя. (Подходит ближе.) Эй, Корнелий, в чем дело? Вставай, Корнелий, Адмирал тебя не видит — он ушел. (Дотрагивается до головы Крисчена, которая безвольно перекатывается на другую сторону.) Корнелий! Кончай шутить. (Кричит в сторону двери.) Эй, мисс Джентл, черт побери, возвращайтесь, ему нужен нашатырь.

Занавес

Действие 4. Ботинки цвета персика

Сцена 1. Ресторан

Богатый ресторан в старинном здании с фабричными окнами. В искусственном саду, на нижнем этаже ресторана, стоит столик, накрытый белой скатертью. Июнь. Официанты, задравши носы, бегают взад и вперед, презрительно отмахиваясь от посетителей. Корнелий Крисчен и Шарлотта Грейвс спускаются по лестнице. Официант походя указывает им на столик. Ранний вечер, хотя солнце еще высоко и пышет во всю силу. Бурная растительность сада излучает изматывающее тепло, создавая томительное марево в атмосфере ресторана. Крисчен и Грейвс проходят и садятся на белые изящные стулья из тонкого прочного металла. Корнелий печально молчит, задумчиво дотрагивается до серебряной солонки и перечницы. Шарлотта опускает голову, склоняясь над столиком. Широкая соломенная шляпка возвышается над ее прической, похожей на копну сена. Унылый вечер вступает в свои права.

Крисчен: (кладет руку на столик) Тебе не кажется, что мои персиковые ботинки роскошны. Удивительный цвет!

Грейвс: Не знаю.

Крисчен: Я всё равно устрою здесь дефиле.

Грейвс: (ее соломенная головка подымается) Ну что ты, все же смотрят на нас.

Крисчен: Все потому что твоя нежная розовая кожа привлекает массу жадных взглядов — тебе никто не простит, что ты со мной.

Грейвс: Да, наверное.

Крисчен: Я легко себя чувствую в этих ботинках. Сегодня с огромным удовольствием совершил основательный променад вдоль шоссе. Полицейские в веселенькой голубой форме прятались в кустах, выжидая нарушителей. Один из них бросил на меня свой небрежный взгляд из-под темных очков. Ха-ха, если бы ты видела их животики, стянутые голубыми сорочками! Они заметили мои ботиночки. Я оглянулся на них с таким видом, будто следы моих ботиночек могут вывести на след известного уголовника, которого полицейские были бы безмерно счастливы видеть у себя в камере, — но надо признаться, что лучше бы я не оглядывался. Я не произвел на них ровным счетом никакого впечатления… уже хорошо, что не был арестован. Ушел от них прочь, еще больше выпятив грудь и улыбнувшись про себя. (Выставляет ботинки из-под скатерти всем на показ, демонстративно любуется ими.) Я исполнен гордости за мои туфли.

Грейвс: Мы вот сидим здесь. (Ее голова опускается.) И ничего не происходит. Никто не обращает на нас внимания. (Легкая веселая музыка и смех раздаются из комнатки наверху.) Там дамы в меховых шубках. Мужчины в черных ботинах, черных галстуках и белых сорочках. Чинная одежка, признак солидности. Официанты так и вертятся вокруг них. (Официант спускается с верхнего этажа и пробегает по саду.) Вот и он.

Крисчен: (подымает руку, два раза негромко щелкает пальцами. Жест проигнорирован.) Ну да. (Показывая рукой на ногу.) Смотри, вот, где мой большой палец. Вот-вот, шевелится… Когда-то здесь размещалась небольшая фабрика. Вокруг цвела рощица. Хозяева держали овчарок, чтобы те кусали непокорных рабочих. Между станков прохаживался полицейский с утяжеленной резиновой дубинкой, которой разрешено пользоваться только ночью.