– Стыдно? – Анька обернулась. – Если мне не стыдно быть маминой дочкой и твоей сестрой… то мне уже ничего не стыдно!
– Что… – в глазах у Сони потемнело, и она привалилась к шкафу.
– Что слышала. Да, кстати, сколько можно человека морозить? Отмёрзнет у него всё – и ни себе, ни людям…
Анька метнулась на кухню, распахнула окно и заорала:
– Димон! Иди сюда! Путь свободен!
Соня бросилась к ней:
– Ненормальная… прекрати… закрой!..
Но сестра всем телом загораживала форточку, выглядывая в окошко.
– Чёрт… В подъезд, что ли, спрятался?
Она сиганула к дверям, и её каблуки застучали по лестнице.
– Иди, давай, тебя зовут! – раздался её крик на весь подъезд.
Одновременно внизу хлопнула дверь, и послышался новый топот – кто-то взлетал вверх – через ступеньку.
Незакрытая дверь скрипнула, и на пороге показался он.
* * *
А с Соней происходило необъяснимое. Она была больна, с высокой температурой. Только что убежала из дома сестра – раздетая, неадекватная… Соседи слышали её крик.
Но всё это вмиг перестало беспокоить Соню. В голове теперь было только одно: какая она больная и некрасивая…. почему он застал её в таком виде… Но и это исчезло, пропало, как только они встретилась взглядами. В одну секунду Дима заполнил всё пространство души, а оставшийся мир уменьшился, скукожился, отошёл на второй план.
Дима выглядел жутко замёрзшим. Он стоял всё в том же тоненьком плащике, шея – голая, на ногах – модная, совсем не зимняя обувь. Обоих колотило: его – не меньше, чем её. Соня не могла удержать своих рук – они тряслись. Не могла произнести ни слова, только дала ему войти и закрыть за собой дверь – не хватало ещё разборок на лестнице.
– Ты, правда, звала меня? – выпалил он.
Соня попробовала прийти в себя. Остатки разума в её голове ещё сопротивлялись нахлынувшему безумию, но с каждой секундой всё больше и больше проигрывали битву.
– Нет… Нет! – выдохнула она. – Митя, уходи…
– Как… как ты меня назвала?
Ноги у неё подогнулись.
– Не знаю… У меня температура. Я не могу… Пожалуйста, умоляю, не теперь…
– Ты заболела? Что с тобой? – он подхватил её под локоть.
Если ещё можно было что-то сделать, то надо было делать сейчас. Соня резко дёрнулась, отшатнулась, но голова у неё закружилась сильнее. Всё вокруг поехало – быстрее, быстрее. Потом свет в глазах погас, и она начала куда-то сползать.
* * *
Она боялась открыть глаза. Вдруг весь мир продолжает крутиться, или снаружи окажется полная темнота?
Соня сознавала, что лежит на подушке, другую зачем-то подложили ей под ноги. Но главное, мама гладила её по голове – те же движения, тот же ритм. Конечно же, это была она, никто другой не смог бы касаться Сони вот так – с затаённой нежностью, едва сдерживаемым – лишь бы не в тягость – порывом. Мара дотронулась губами до её лба, наверное, проверяя температуру – губы были прохладными и несли облегченье, в их прикосновении чувствовались потерянность и испуг – мать всегда легко впадала в панику, если кто-то заболевал.
В ту же секунду Соня очнулась. Мамы, конечно же, не было. Рядом с диваном, на котором лежала Соня, стоял на коленях Дима. Его бледное испуганное лицо нависало прямо над ней. На нём была чёрная рубашка, плащ валялся на полу. Поняв, что Соня пришла в себя, Дима порывисто сжал её руку.
– Слава Богу…
Она попробовала приподняться, но ощутила дикую слабость. Испугавшись нового головокружения, опустилась обратно.
– Лежи, пожалуйста, лежи! У тебя есть что-то от жара?
– Да, там… на кухне. Около хлебницы, на столе, – Соня сама удивилась, что может говорить, да ещё так спокойно, о бытовых вещах.
Дима вернулся через пару минут, в одной руке он держал стакан, в другой – мокрое полотенце. Приподняв Соне голову, поднёс лекарство. Соня перехватила стакан, но Дима руку не отпустил, пока она не выпила всё до дна. Потом в несколько раз сложил полотенце и положил ей на лоб. Аккуратно вытащил из-под неё одеяло и укутал, как маленькую.
– Я вызову скорую. У тебя сорок, не меньше!
– Не надо… – слабо возразила она, но Дима не слушал.
Он позвонил с мобильного и вызвал неотложку, совершенно точно назвав Сонин адрес. Снова сел рядом и взял её руку в свою.
