– Как всегда, всё за чужой счет, – тем не менее продолжала Соня. – Была бы жива Мара, ещё и Оленьку бы ей на шею повесили – помнишь, они пытались?
– Ну, так что – это всё? – уже резче заявил лис. – Больше тебе нечего мне сказать?
– Например?
Он пытливо смотрел на неё:
– Ты счастлива? Ты всё сделала правильно?
– Да, – твёрдо сказала Соня. – Разве ты не видишь? Митя меня любит.
– Любит, – покладисто ответил лис. – Не врёт, не врёт. Всё в союзники меня призывает, когда ты не слышишь.
Борис усмехнулся одними усами.
– А ты что же? Разве он тебе враг? – вглядывалась в него она.
– Вы сами себе враги, – неожиданно заявил лис. – Из двух один должен любить, а другой – позволять.
– Что за банальность! – возмутилась Соня.
– Когда оба любят так сильно – жди беды.
– Мы не принесём друг другу беды!
– Принесёте… Люди такой любви другим не прощают.
– Хватит каркать! Достали уже, честное слово!
Соня со злостью сжала его, но сразу опомнилась.
– Прости… ну, прости, не злись! Ты сам виноват… и без тебя тут… заладили, – примиряюще сказала она, погладила его шёрстку, суеверно желая, чтобы лис смягчил приговор. – И ты вот опять… А потом ещё обижаешься, что я с тобой не говорю. Повторяешь за всеми. А у нас с Митей всё хорошо.
– Когда всё хорошо – об этом молчат.
– А я и не собиралась… Ты первый начал!
– Нет. Ты – первая начала.
Разговор этот вымотал Соню. Она не стала спорить, холодно произнесла «спокойной ночи» и усадила Бориса обратно. Легла рядом с Митей, залезла к нему под одеяло и пригрелась в его объятьях. «Надо завтра же позвонить Ирине, – решила она. – Вот кто может вспомнить, что там было у мамы с приватизацией».
* * *
– Срок давности, наверное, прошёл по таким делам, – удивлённо сказала Ира. – Чего это вдруг сейчас?
Тетя Ира обрадовалась нежданной гостье – оживилась, захлопотала. Они, и правда, давно не виделись. Соня решила забежать к Ирине после первой смены – по телефону всего не объяснишь.
– Да не знаю я… разве его поймёшь?
Они сидели у Иры в гостиной. Вот кто умел и любил наводить уют – так это Ирина. Дядя Лёша обожал комфорт и порядок, и жена ему это полностью обеспечивала. Она теперь тоже работала в школе – учителем музыки, и времени на домашние дела у неё оставалось много.
– Теть Ир… А ты ведь тоже квартиру приватизировала?
– Да, конечно, она у нас с Лёшей пополам. У него тогда ещё мама была жива, так я помню, мы просили от неё заявление, нотариально заверенное, что она не возражает.
– А про Вову с Марой – не помнишь? Она брала с него такое заявление?
– Брала, брала, конечно, брала! Точно помню – мы даже говорили об этом. По закону нельзя было приватизировать без детей, чтобы, значит, права ваши с Анечкой не нарушить. А без Володи можно, но только с его согласия.
– А он?
– Согласился. Мы даже Лёшу к нему посылали для переговоров, мало ли что. Ну, обошлось, вроде как мирно решили. Понимал-таки, что чужая квартира, не совсем совесть-то потерял. Ну, а может, решил не наглеть… у кого бы деньги занимать бегал? Я ещё тогда Марочку спросила, может, проще его выписать, развелись ведь уже? А она – нет, наотрез. Квартплату за лишнего жильца платила – чепуха такая… Он ведь к Жанночке в её хоромы мог в любой момент прописаться.
Интонации у неё стали неприязненными – Жанночку Ира терпеть не могла и не понимала снисходительности подруги к этому «чуду в перьях».
– И где теперь может быть это заявление?
– Как – где? Со всеми документами сдают при приватизации. Но ведь можно архив поднять – там его подпись! Если откажется – экспертизу провести.
– Ой… – буквально застонала Соня. – Да что же это такое! Вот геморрой вылез – честное слово, иначе не скажешь… Вот уж нет у меня сейчас ни времени, ни желания…
Настроение у неё окончательно испортилось. Она вздохнула и встала, подхватив куртку:
– Ладно, тёть Ир, спасибо… Пойду…
Брови у женщины поползли вверх. Вид у неё стал удивлённым, почти оскорблённым.
– Как – пойдёшь? Не для этого же ты приходила?
– А… для чего? – не поняла Соня.
– Как – для чего? Ты что – ничего мне не скажешь, не объяснишь? Я-то думала, ты опомнилась малость и…
– В смысле – опомнилась?
