Покончив со сложными теоретическими вопросами, Циркулус перешел к более насущным проблемам. Это было характерно для него - наперекор всему человечеству идти от сложного к простому. Итак, от вопросов бытия Циркулус перешел к проблеме питания. Наблюдая за своими безликими соседями, он убедился в том, что они действительно ничего не едят. Время от времени, словно подражая своему старейшине, они бросались на землю и совершали конвульсивные телодвижения, и Циркулус понял смысл этого странного деяния. Если над Нездешним городом сновидения размывались в пространстве, то здесь они были сконцентрированы в очень узком воздушном слое над поверхностью почвы; концентрация надежды в силовом поле сновидений была невообразимо велика, местами доходила до ста процентов, и тогда бестелесная надежда превращалась в полновесные калории. Ими-то и питались изгнанники.
Этот расклад пришелся Циркулусу не по нраву.
- Вы питайтесь чем хотите, а я буду есть огурцы, - ворчал он, устраиваясь на своем пятачке. Возвышенной душе Циркулуса ничего не стоило извлечь из сновидений разбросанные там овощи, тем более что теперь он был над сновидениями. Хотя суд и вынес приговор о конфискации огурцов, привести его в исполнение было не так-то просто. Попробуй конфискуй огурцы, растасканные по чужим снам. Это ведь не по квартирам шарить! Но, как и следовало ожидать, у Циркулуса процедура изъятия не вызвала затруднений. Это еще раз подчеркивает верность мысли, гласящей, что наша надежда покоится на тех людях, которые кормят себя сами.
Одним словом, в Поселке Изгнанников Циркулус устроился совсем не плохо. Правда, начались некоторые трения с соседями. Уподобившись (в какой-то мере) Канону, Циркулус настолько увеличил потенциал поля своих сновидений, что соседские хижины сами собой сдвинулись на несколько метров в сторону. Их обитатели вылезли на свет божий и принялись наперебой выражать Циркулусу свое возмущение. Циркулус разводил руками и извинялся, но был не в силах что-либо изменить. Конфликт усугубился после того, как Дормия, вдохновленная силой духа своего мужа, приобрела вполне материальные очертания и взяла за обыкновение разгуливать по поселку, прельщая изгнанников соблазнительной наготой и совершенством форм. Не стоит забывать, что Дормия была родом из снов, поэтому воплощала в себе идеал женской красоты. И одичавшие изгнанники, в мареве надежд забывшие о радостях жизни, забросили своих отощавших на идеалистических хлебах жен и гудящей толпой ходили вслед за откормленной первоклассными мужниными огурцами Дормией, внося дополнительный беспорядок в хаотичную жизнь поселка. В конце концов выведенные из терпения жены стали запирать своих мужей в хижинах, в результате чего поселок обезлюдел. Удивленный этим обстоятельством, Ректификатус лично посетил Циркулуса и потребовал объяснений, но, увидев Дормию, стушевался и какими-то неловкими, растерянными движениями стал поправлять на себе лохмотья, пытаясь прикрыть свое немощное тело и скорбно размышляя о бесцельно прожитой жизни.
В итоге Циркулуса и Дормию оставили в покое, чему и тот и другая были несказанно рады. Они зажили счастливо и безбедно. Целыми днями они возились с детьми (также материализовавшимися), путешествовали по пространству снов или лежали на краю обрыва, заглядывая вниз и мечтая о будущем. И при этом совершенно не обращали внимания на бестолковую жизнь поселка. И в поселке как-то забыли о них, особенно после того, как двое чересчур страстных изгнанников попытались подойти к Дормии непозволительно близко и были на глазах у всех отброшены мощным силовым полем, которым Дормия была обернута, словно плащом, и без которого не могла существовать в реальном мире. Дормия после этого случая перестала гулять по поселку и не выходила за пределы своего участка, чтобы не искушать больше судьбу, а Циркулус и без того был не склонен к прогулкам. Так они и жили: поселок сам по себе, а Циркулус с Дормией сами по себе. Никто не переступал невидимой границы, разделившей эти две территории. Со временем эта граница как-то незаметно сделалась видимой, потом по обе стороны от нее почва стала опускаться, возникли провалы. Каждое утро Дормия ходила смотреть, как ведет себя почва, и с удивлением замечала, что провалы становятся все глубже и постепенно превращаются в пропасти. Она с тревогой рассказывала об этом Циркулусу, но, судя по всему, Циркулуса это не волновало.
