Лапсус с Симплициссимусом выкатили из подвала детище сумрачного гения, повозившись, погрузили его на повозку. Они работали молча, без кряхтенья, без ругани, стремясь не тревожить спящий город в последние минуты его покоя. Погрузив аппарат, Лапсус сел на козлы и взял в руки вожжи. Повозка медленно покатилась по мостовой.
В окнах Табулуса заметались огни. О, как ему хотелось остановить эту повозку, не оттого, что его не устраивал ее маршрут, а просто от досады, от злости, что все выходило вопреки задуманному. Он сутки провел у окна, не спуская глаз с дома Лапсуса, гадал, что же могло случиться с исчезнувшим в недрах этого дома Симплициссимусом. На исходе суток Табулус уже не сомневался в том, что Симплициссимус мертв, и хотя порой торговца пронзала острая боль раскаяния, но все же в глубине души он был рад, что не пошел к Лапсусу сам. И вот, когда все уже казалось ясным, он увидел эту повозку и Симплициссимуса рядом с ней. Он понял, что его обманули. Симплициссимус с Лапсусом действовали заодно, и Табулус мог догадаться о том, что они задумали. У них не было другого пути, он сам лишил их возможности выбора. А значит, он является косвенной причиной того, что произойдет в эту ночь. Но что же делать, как остановить их? Весь город спит, надеяться не на кого! Табулус метался по дому, зажигал и гасил свет, отбрасывал попадавшиеся на пути стулья... Увидел Флору, грубо схватил ее за руку, затащил в подвал и запер дверь. Затем погасил огонь и вышел из дома.
Повозка с вентилятором не торопясь продвигалась по улице Доблестных Канониров в сторону рыночной площади. Двое мужчин, сопровождавших повозку, молчали: Лапсус был по обыкновению неразговорчив, а Симплициссимус подавлен тем, что предстояло сделать.
Табулус незаметно шел за повозкой. Он не знал, с какой целью следит за ней, но осторожно пробирался вдоль стен, опасаясь быть замеченным, стараясь не шуметь. В голове его не было ни мыслей, ни планов; может быть, им двигало одно лишь любопытство.
Повозка выехала на площадь. Табулус притаился на углу, наблюдая за ее медленным ходом. Его охватило странное чувство: он с нетерпением ждал, когда же это начнется, и одновременно боялся этого, словно вслед за этим рухнет все, чем можно еще жить. Проснулось сладостно-страшное чувство неизбежной катастрофы, ладони покрылись чем-то холодным и липким. Когда повозка остановилась и Лапсус с Симплициссимусом стали прилаживать к ней мостки, чтобы спустить вентилятор на землю, Табулус метнулся в сторону и побежал по периметру площади. В голове мелькнула мысль: "Они хотят спустить аппарат с повозки, чтобы не испугать лошадь!" Табулус бежал к окну, распахнутому на площадь, в неосознанной надежде предотвратить неизбежность. Он добежал до окна, рывком подтянулся, сел на подоконник, спрыгнул в комнату. Увидел белеющую в темноте постель, шагнул к ней, но тут же увяз в сновидениях. Они связывали его по рукам и ногам, не давали ни шагнуть, ни вздохнуть полной грудью. Табулус барахтался в вязкой тине, пытаясь добраться до спящего канонира, разбудить его, закричать во все горло, поднять на ноги город... Но все было тщетно. Заслышав донесшееся с площади мерное жужжание, он прильнул к подоконнику. Неспешно раскручиваясь, вентилятор набирал обороты, словно разминаясь, наконец заработал в полную силу. Струя ветра ударила в лицо торговца. Держась обеими руками за подоконник, он увидел, как площадь зажглась среди ночи ярким солнечным светом. Солнце зажглось прямо над головою, осветило самые темные закоулки Нездешнего города, разбудило спящих. Одурелые со сна люди вскакивали с постелей и окидывали свои комнаты взглядами новорожденных. Никто не мог видеть, как пространство снов трещало и ломалось на куски под напором искусственного ветра, и люди, лишившись привычной опоры, забывали себя, лишались прошлого и начинали жить заново, отсчитывая время с момента внезапного пробуждения. В атмосфере, разбуженной вентилятором Лапсуса, поднялись невообразимые вихри, и стройный купол снов, расколовшись, обратился в хаос. Обрывки сновидений, перемешиваясь с воздушными потоками, образовывали безумную, больную картину мироздания. Много дров было наломано тогда. Но Табулус не знал об этом. Стоя в чужой комнате, он не сводил глаз с работающего вентилятора. И не заметил, не услышал, как пробудившийся хозяин без колебаний, с размаху опустил массивную трость на голову непрошеного гостя. Первая жертва новой эпохи упала ничком, залив кровью чужой подоконник...
