Сказка о четырех игроках - страница 4
В хаммаме, помывшись и сняв лишние волосы с головы, я прошел в комнату удовольствий, где увидел, как за столом для игры в шатранж скучают трое магрибинцев. Как известно, для партии необходим четвертый, а поэтому, пожалев неверных, я решил присоединиться. И что же! Едва я присел на скамью, как главный из них, громадный, словно Рухх, показал зубы и спросил, не обозначает ли мое поведение желание сыграть в шатранж. «Именно так», — ответил ему я, на что уже все трое черных стали смеяться. «А любишь ли ты игру, — поинтересовался тогда магрибинец, — так, как любим ее мы?» Тут бы мне и уйти. Но Аллах, как видно, решил наказать меня и лишил разума. Ведь только этим, да еще гордыней можно объяснить мое второе «да». А черные засмеялись пуще прежнего.
«А если бы от твоей игры зависела жизнь правоверного?» — перейдя на шепот, подмигнул мне главный.
«Да!» — в третий раз согласился я. И тут завертелось у меня все перед глазами, послышался удар грома, и не успел я опустить ресницы, как оказался на вершине высокой горы. Клянусь Аллахом, справедливейший из кади, так все и было! Слева от меня проплывали облака, справа оскалила каменный зубы голодная пропасть, а за игровым столом напротив кривлялись трое ифритов, обликом до того мерзким, что я едва не лишился чувств.
«Ну что, — проревел мне предводитель маридов, — дал согласие — играй. А ставка — жизнь правоверного, как договаривались».
Завопил я тогда, стал плакать, умолять и рвать на себе волосы, но джинны были жестокосердны. Кривляясь и хохоча, они быстро расставили фигуры и сделали так, что я стал играть с ними. И не желает моя рука бросать кости, а кидает, от страха поджилки трясутся, но пальцы все равно пешки двигают. Долго ль времени прошло с момента начала партии — не знаю, наконец выкинул я тройку с шестеркой, отдал Слона, а сам взял Колесницей Раджу ифрита. Аллах великий! Что тут началось! Треск, крик, вой. Проигравший марид, превратившись в огненный столб, унеся прочь. Прочие же, скрежеща зубами, стали выкликать хулу мне, обещая страшные муки. Умирая от страха, я молил Аллаха о милости.
«Ладно, — чуть погодя, сказал предводитель маридов, — здесь ты выиграл, но партии еще не конец».
И снова пошла игра. Опять я кидал кости, наимудрейший кади, не желая того, а джинны глумились надо мной. Семь молитв Аллаху прошептали мои губы, семь стихов вспомнил я о деяниях пророка, но не пропало нечистое наваждение. Тут надо сказать, несмотря на мою посредственную игру в шатранж, обычно везло мне на кости. Так было и сейчас.
Ближе к полуночи выбросил я две четверки, сбил последнюю фигуру другого джинна и закрыл глаза.
Страшный ветер приподнял меня и снова бросил на лавку, а когда я осмелился приоткрыть очи, то мы уже остались с предводителем джиннов вдвоем.
«И другой раз тебе повезло», — меча искры из глаз, сказал он.
«На все воля Аллаха», — дрожа промолвил я.
«Так поглядим, как спасет он тебя!» — ударил себя в грудь марид.
После этого играли мы еще до рассвета, мне везло, а джинн становился все мрачнее и мрачнее, и, когда я уже стал думать о победе, джинн вдруг выкинул три тройки подряд и разбил все мои войска.
Клянусь Аллахом, премудрый кади, решил я тогда, что пришел мой смертный час. Захохотал предводитель маридов, сбросил стол в пропасть, а меня, подхватив за плечи, поднял туда, откуда земля кажется маковым зернышком.
«Проиграл ты, шелудивый пес, но не думай, что мне нужна твоя жизнь!» — крикнул мне джинн, так что из ушей моих полилась кровь.
«В назначенный час приду я за проигранным. А ты ничего не сможешь сделать». Сказав так, швырнул меня марид вниз. И когда закрыл я глаза, скуля, как побитая собака, внезапно ощутил себя стоящим на твердой земле.
«В своем уме ли ты, чужестранец?» — спросил кто-то позади меня. Огляделся я, и вышло так, что сидел я все в том же хаммаме, а позади стоял цирюльник с кувшином для омовений.
