— Ленк, если ты еще не поняла — тут это образ жизни, — процедил Санек.
— Но ведь тогда были гадесы…
— Не будь расисткой, — усмехнулся он. — Что будем делать все-таки?
Но ситуация разрешилась сама. Из плотного ряда напротив вышел рослый мальчишка — за его спиной прекратились разговоры. Обведя нас быстрым взглядом, он прокричал:
— Вэр’ст зи? Вохин’ст ду?
— Он спрашивает, — быстро и тихо прошептала Ленка Власенкова, — кто мы и откуда… Ребята, они немцы или австрийцы.
— Видим, — сквозь зубы сказал Вадим. — Отвечай, Лен.
Ленка тоже что-то прокричала — с запинкой, но достаточно бодро. Лично я разобрал только «руссише». Немец что-то неразличимо сказал своим, потом снова повысил голос. Ленка перевела:
— Он говорит, что они все немцы из племени баваров…
— Из племени? — недоуменно спросил Колька Самодуров. — Они что, одурели?!
— Или одичали, нам не легче, — заметил Вадим.
— Подождите, он еще говорит, — вмешалась Ленка.
Я ощутил пожатие пальцев Танюшки, она встала рядом, держа в правой руке аркебузу, и, не поворачиваясь, сказал:
— Если что — держись сзади. Не спорт!
— Его зовут Хунтер… Гюнтер, — продолжала говорить Ленка, — он конунг. Он предлагает не устраивать свалки. Если я правильно понимаю, он хочет… да, он говорит, что готов сразиться с нашим вождем. Кто проиграет — уступит дорогу.
— Дебилизм! — фыркнула Черникова. — Давайте просто развернемся и уйдем, ребята.
— Не факт, что они нас отпустят, — заметил Санек. — И будет точно свалка.
— Ты пойдешь драться? — почему-то очень агрессивно спросила Танька. Санек развел руками:
— Он меня убьет.
— У него такой вид, что он убьет любого из нас, — поправил Вадим.
— Мошет бит — яа? — Арнис шагнул вперед, но я коротко вздохнул и, ловко освободившись от руки Танюшки, шагнул раньше него, бросив:
— Держите Таньку.
Сергей сместился к ней, но лицо Танюшки сделалось злым, и она, прошипев мне: «Урод, дурак!» — пихнула Сергея и ушла назад. Мальчишки переглядывались. Арнис положил мне руку на плечо:
— Тавай яа. Он сдоровий.
Я только улыбнулся в ответ, и литовец отступил, сконфуженно улыбаясь. Танька глядела через плечо Сергея злыми и несчастными глазами. Вадим сказал Ленке:
— Давай скажи, Лен. Олег будет драться. Наш… князь.
Мне стало немного смешно. Но в целом я ощущал себя, как всегда перед поединком, — слегка потряхивало и было весело.
Гюнтер сбросил перевязи, стягивавшие белую куртку мехом наружу, без рукавов. Скинул и ее тоже. Невысокая, но стройная девчонка, выбежав из общего ряда, подняла все брошенное, на миг прижалась щекой к плечу немца и медленно пошла обратно — ее обнял кто-то из парней.
У Гюнтера осталась в руке валлонская шпага — шириной и длиной как мой палаш. Немец вытянул оружие ко мне — и я понял: предлагает схватку только на длинных клинках.
Я кивнул и начал расстегивать ремни. Немец ждал — он был выше меня, хотя и не слишком, зато шире в плечах и мощнее. Грудь слева у плеча перечеркивал заметный даже на расстоянии широкий шрам.
— Давай. — Подойдя, Вадим принял у меня снаряжение и куртку. Серые глаза его были внимательны и серьезны. Подумав, я снял майку — на белом кровь будет очень заметна — и вытянул из ножен палаш. — Держись. Ты сможешь его победить.
Он пожал мне запястье. Я молча ответил тем же — говорить не хотелось — и пошел навстречу Гюнтеру, забирая чуть вбок.
Мы остановились точно посредине луговины. Глаза немца напомнили мне глаза Вадима — серые, серьезные и внимательные, без насмешки или злости. Сейчас я мог различить еще несколько шрамов, и то, что его медальон — это каменный молоточек со знаком-руной, висящий на волосяном шнурке. Мне вдруг захотелось спросить, давно ли он здесь — но Гюнтер не знал русского, да и не для разговора мы сюда пришли.
Мне почему-то подумалось: сейчас он будет поднимать оружие к небу, обращаться к богам, все такое, но немец отдал мне салют, энергичный и точный, фехтовальный, какому учили и меня. Я ответил тем же — и мы приняли боевую стойку довольно далеко друг от друга. Замерли.
Я держал палаш в своей любимой четвертой позиции. Немец принял третью — и меня кольнуло недовольное беспокойство.
