Скажи миру – «нет!» - страница 118

Танюшка нашарила на столе мою руку и отчаянно сжала пальцы. Я даже не очень это заметил.

Игорь приглушил ладонью струны, отложил инструмент и, обведя нас всех блестящими глазами, резко поднялся, вышел, на ходу схватив теплую куртку. Мы не сразу зашевелись. Так и сидели, ошарашенные этой песней. Не знаю, как остальные, а я ощущал какую-то звенящую, напружиненную пустоту внутри, как перед схваткой. Какие-то образы всплывали в этой пустоте – словно поднявшиеся из глубин той памяти, которую зовут наследственной.

Север неуверенно потянулся за лирой, взял ее. Пощипал струны, устроился удобнее и тихо запел хорошо всем знакомую, словно разбавляя густую тишину…

Я вышел наружу. Луна, хотя и неполная, сияла; серебристыми искрами брызгали сугробы. Поднявшись на скалу, я невольно улыбнулся – местность не казалась мертвой. Несколько человек неподалеку катились по склону между деревьями. Перекликались голоса. Кто-то развел большой костер, возле него Саня что-то объяснял своей сестре. Совсем неподалеку Вадим сбивал с лыж слежавшийся снег, а Наташка Крючкова за его спиной коварно лепила снежок.

Я выбрался на тропинку, ведущую от нашей пещеры, и подошел к костру. Санек с сестрой уже куда-то умелись, и я, присев на притащенное кем-то бревно, уставился в огонь.

Настроение улучшилось… Нет, неправильно – настроение изменилось. Мне было спокойно и чуть грустно. Кончится праздник, придут урса, снова будут схватки, и, может быть, чья-то кровь зальет снег – не может ведь нам бесконечно везти… Кто это будет, интересно?

Заскрипел снег. Я не очень охотно обернулся; за моей спиной на лыжах стояла Татьяна. Мою пару она держала в руках.

– Пойдем, походим на лыжах? – предложила она. Я молча поднялся, принял у нее самоделки, начал затягивать ремни вокруг пятки унтов. – Олег, тебе не кажется, что мы тут друг с другом меньше, чем в Кирсанове? Все время рядом – а вместе почти не бываем.

– А тебе этого хочется? – Я выпрямился.

Танюшка накинула капюшон:

– Я же пришла… Там тепло, светло, еда и поют. А я пришла.

– А тут красиво, – возразил я и подумал, что и правда глупо себя веду. И даже как-то странно, словно меня от нее магнитом отталкивает.

Мимо нас, держась за руки и смеясь, проехали Арнис и Ленка Рудь. Синхронно перевалили снежный бугорок и остановились погреться у огня. Мы проводили их глазами и – бок о бок, по целине – двинулись в лес. Я провел по поясу, найдя наган, и обратил внимание, что у Танюшки на ремне висит ее кинжал.

В лесу было жутковато и красиво, как в серебряном сне. Тонко, хрустально звенел бегущий ручей – тот самый, что вытекал от нашей пещеры. Смех и выкрики слышались и здесь – они, словно тонкая ниточка, связывали нас с реальным миром в лунном мираже, через который мы двигались.

– Почитай мне стихи, – попросила Танюшка. Я, глядя себе на носки лыж, тут же негромко откликнулся:

– Ты меня на рассвете разбудишь…

– Не надо, – выдохнула Танюшка.

Я, по-прежнему не глядя на нее, упрямо продолжал, и она больше не перебивала…

Голос у меня вдруг сорвался, но я коротко передохнул и продолжал:

и я повторил еще раз:

– Я тебя никогда не увижу. Я тебя никогда не забуду, Тань.

– Олег. – Я оглянулся. Танька стояла, держась высоко поднятой рукой за ствол дуба, губы у нее кривились. – Олег, ну зачем ты это прочел?