— Ну, а что вы думаете теперь? — спросила я.
— Я уверен, что вы ненастоящая, — сказал он, — но я хотел бы выяснить это наверняка.
— Не слишком лестный комплимент, — с упреком сказала я.
— Вы наслушались достаточно комплиментов, — возразил он. — Но я готов испортить вас своими похвалами и сказать, что вы восхитительны и что я с большим удовольствием поцеловал бы вас, чем выпил бы то, что вы забыли мне предложить.
Он прижал меня к себе и поцеловал в губы.
— О простите, — сказала я, когда он отпустил меня, — но у меня в доме нет спиртного.
— А что, разве все ваши поклонники — трезвенники? — спросил он.
— У меня нет поклонников.
— И вы думаете, что я вам поверю?
— Если вы имеете в виду мужчин, с которыми я знакома, то они ко мне в дом не допускаются.
Говоря это, я набросила накидку и пошла к двери.
Виктор оглядел гостиную и сказал:
— Жемчужина достойна лучшей оправы.
Мне следовало бы рассердиться на Виктора за его критику, но на него невозможно было сердиться по пустякам.
— Мне тут нравится, — парировала я.
— Что ж, это самое главное. Видимо вы девушка без претензий, Саманта.
— Надеюсь, так.
Он проводил меня к машине, и мы поехали в сторону Вэст-Энда.
В клубе «Эмбасси» для него был оставлен столик. Здесь, разумеется, его знали все. К нему подходили, заговаривали, а сам он приветственно махал рукой своим друзьям через зал. Это было все равно, что появиться на публике в обществе кинозвезды.
В промежутках между разговорами он объяснился мне в любви, но так забавно и с таким непередаваемым очарованием, что было само собой понятно, что не следует верить ни одному его слову.
Все это он проделывал весьма искусно, и я была совершенно очарована им.
Из «Эмбасси» мы поехали в один из ночных клубов с прекрасным кабаре, а затем — в очаровательный полутемный погребок, где посетители танцевали на стеклянном полу с подсветкой и сидели за столиками на плюшевых диванчиках, что создавало очень интимную обстановку.
Виктор развлекал меня разговорами, и это было как целительный бальзам для моей уязвленной гордости. Ведь Дэвид не только больно ранил меня, он заставлял меня чувствовать себя ничтожной, неуверенной, пустенькой и незначительной.
Не могу объяснить, как Виктору это удавалось, но он словно поднял меня из самых низов и поставил на пьедестал. Я снова ощутила себя молодой и веселой и осознала, что мир не создан лишь для гнетущей тоски и грусти и что в нем есть место смеху и солнцу.
И снова он, проводив меня, вошел ко мне в квартиру и поцеловал еще более пылко, чем накануне, и ушел так же внезапно, хотя мне хотелось, чтобы он продолжал меня целовать.
На следующий вечер, после театра и ужина в «Савое», он мне сказал:
— Я хочу вам кое-что предложить, Саманта.
— Что именно?
— Завтра утром я собираюсь лететь в Париж, — сказал он. — Хотите отправиться со мной?
В первое мгновение я не знала, что ответить, но потом вспомнила, что ведь этого я и жду. То, что я задумала, должно осуществиться рано или поздно, и было бы глупо отказываться от предстоящей возможности.
Виктор мне нравился, ужасно нравился. Я с удовольствием встречалась с ним. Никогда, кажется, я столько не смеялась и не веселилась, как в эти два вечера. Но Париж!..
Пока я пребывала в раздумье, Виктор положил свою руку на мою.
— Скажите «да», Саманта. Я хочу, чтобы вы поехали со мной, и отказа не приму.
Я умолкла, ожидая, что Дэвид как-то откликнется, но он молчал. Через некоторое время я продолжила свой рассказ.
Трудно было бы объяснить, что я чувствовала, когда ехала с Виктором в аэропорт Кройдон. Я была очень взволнована при мысли о том, что еду в Париж. И в то же время меня томило странное, болезненное чувство, которое овладевало мною всякий раз перед большими светскими раутами.
Я говорила себе, что должна быть рассудительной и привести в исполнение план, задуманный мною еще в монастыре. Я любила Дэвида, а ведь это был единственный способ заставить его снова полюбить меня и стать для него такой же желанной, как тогда, когда мы познакомились.
Чем больше я размышляла над этим, тем яснее мне становилось, какой скучной я должна была ему казаться; ведь я не понимала и половины того, что он мне говорил, и была несведуща во всем, что выходило за пределы узкого мирка Литл-Пулбрука. Я отдавала себе отчет, что с момента его отъезда в Америку кое-что успела узнать из книг и от Питера, хотя, конечно, все это была лишь капля в море. И вот теперь Виктор, такой веселый и обаятельный, обучит меня любви.
