Гетман Радзивилл видел своих бегущих и, зная, что на валу защитников немного, приказал пушкарям дать несколько залпов по гребню, из мортир бросать туда бомбы, а добровольцам из свежих рот пана Ворубенского, пана Стеклицы и пана Крупского приготовиться к штурму.
Тогда поднялись к гетману на бастион полковник пан Шлеповронский и его командиры: пан Воленовский, раненый пан Рабай, пан Сулемский, пан Сарла, пан Стеклица, пан Ворубенский, пан Крупский, пан Белинский и ротмистр Быховец. Пан Михнеевич был убит, а пан Ертман застрелился, узнав, что его рота почти вся полегла и бросила на бельском валу знамя. Пришли на бастион полковники Юржеевич и Павлович. И сказали Радзивиллу, что шляхта на крепость не пойдет.
Сильно кричал на них гетман, называя трусами и холопами.
— Неужто тебе мало? — спросил кто-то из панов. И все скопом надвинулись они на Радзивилла, схватили его и подняли на руках высоко над бруствером.
Гетман приумолк и долго смотрел на горы развороченной земли, из которой торчали обломки бревен, на усыпанный телами вал и превращенный в братскую могилу ров. Все выбоины и ямы были покрыты яркими пятнами драгоценных тканей шляхетской боевой одежды, грудами оружия. На гребне вала, где было косо воткнуто древко голубого воеводского знамени, смотрели в сторону гетмана зрачки мушкетных стволов, виднелись головы в островерхих шлемах.
Паны опустили Радзивилла на землю и сказали:
— По трупам товарищей не пойдем и за золотым руном!
Не глядя на своих командиров, гетман велел играть отбой.
Король Владислав с канцлером Альбрехтом Радзивиллом и свитой наблюдал битву с дальнего редута. В подзорную трубу крепость казалась совсем рядом. Весь день она дымилась, как кипящий котел. Король нетерпеливо ждал доклада о взятии Белой и неоднократно посылал поторопить штурм. В четыре часа пополудни стрельба повсеместно стихла.
— Слава Иисусу! — сказал Владислав. — Крепость моя.
— Похоже, что нет, — заметил канцлер, внимательно разглядывавший Белую в трубу. — Наши люди отступают по всему валу.
— Нет, они должны биться до победы! — закричал король и в исступлении велел пушкарям палить по «трусам и изменникам».
Верные немецкие полковники сказали Владиславу, что их люди скорее дадут себя повесить, чем пойдут на Белую, а пушкари в страхе королевского гнева с редута разбежались. Схватившись руками за голову, пал король на колени и зарыдал от жалости к своей пропавшей славе.
— Не расстраивайтесь, Ваше величество, — отрешенно произнес Альбрехт Станислав Радзивилл. — Белой больше нет. Город этот следует назвать Красным, ибо он весь залит кровью. А кровь смывает все, даже позор.
Король поднялся, посмотрел еще раз на валы крепости и свои отступающие войска, повернулся и пошел прочь.
В сражении 1 мая 1634 года бельские сидельцы взяли у врага знамя, барабаны, трубы, мушкеты и карабины, сабли и протазаны без числа, амуниции невероятное множество, пленных 17 человек.
СКАЗ О ПЕРЕМИРИИ БЕЛЬСКОГО ВОЕВОДЫ С КОРОЛЕМ
Лишь завидев отход неприятеля, ратники Волконского упали на дно окопов и заснули мертвым сном. Князь Федор Федорович долго ходил по крепости, считая живых, и насчитал более ста человек. Весь вечер и ночь бабы возились с ранеными, таскали спящих в землянки и укрывали их от дождя.
Мертвых еще предстояло похоронить.
Мая во второй день король Владислав и вся Речь Посполитая прислали парламентера с просьбой о перемирии для раэбора мертвых тел. Князь Волконский послал ответ, что даст перемирие на три дня и позволит убрать трупы с условием, что неприятель очистит на это время занятый им вал и первую траншею. Но по истечении трех дней, если король и паны не покинут Бельского уезда, он будет биться с ними пуще прежнего.
Владислав прислал нового парламентера спросить: обещает ли князь Волконский не занимать королевских укреплений, воспользовавшись перемирием?
— Договор преступать не приучен, — отвечал Федор Федорович. — Нужное мне возьму честно на саблю, едва минут пере-мирные дни. Пусть поляки не мнят, что избегнут смерти, оставаясь под Белой. Кто из нас прав — уже явил Господь, и не следует королю ждать последней расплаты.
