Наступила стужа. Устье пещеры почти совсем завалили камнями, оставив небольшое отверстие для выхода наружу.
За короткий день женщинам с трудом удавалось набрать сучьев для костра, чтобы хватило на ночь: зимой огонь прожорлив.
Охотники по нескольку раз на день уходили проверять ловушки, но с наступлением холодов зверей стало мало. Возвращались окоченевшие, злые: только изредка удавалось добыть зайца, лисицу, а то и вонючего шакала.
Вот и сегодня молчаливо глядят соплеменники, как обмороженные охотники один за другим перебираются через завал и угрюмо устраиваются у огня.
Принесли лишь большую, с разодранным боком рыбу, отнятую у горластых голодных ворон на продуваемом ветрами песчаном берегу реки.
Голый малыш прополз между ног взрослых и начал ковырять пальцем белое, рыхлое, неприятно пахнущее мясо.
Зурра недовольно заворчала, и мать детеныша поспешно подхватила легонькое тельце сына.
Трудное дело разделить скудную добычу между голодными соплеменниками. Придирчивые глаза ревниво следят за руками Зурры. Она медлит, долго примеряется, прежде чем ударить рубилом. Она наслаждается своей властью над людьми. Ей нравится, когда соплеменники заискивающе заглядывают в глаза, стараются угодить, услужить.
Самый строгий порядок соблюдается при дележе добычи.
Первый кусок, по обычаю, получает вождь, потом жрец, затем охотники в той очередности, как сидят они вдоль стены у жертвенного огня. Потом вдовы, одинокие женщины и дети, в последнюю очередь — старики и старухи.
Чем ближе к концу дележа, тем меньше и хуже остаются куски. Бывает, что старой Уруне или глухой хранительнице огня вообще не достается доли.
Только Мудрый Аун получает пищу в числе охотников да вдова умершего вождя Яна — после жреца…
Люди собирались у костра, чтобы не пропустить своей очереди. Темные сосредоточенные лица, внимательные, настороженные глаза.
Зурра оглядела соплеменников и сказала негромко и уверенно:
— Теперь, Яна, твое место там, где вдовы. Все знают, что дочь твоя кормит зверя, не хочет отдать его племени, как я велела.
— Это детеныш! — крикнула Муна. — Маленький волчий детеныш.
Жрец, до сих пор безучастно сидевший у костра, вдруг грозно поднял от огня свой страшный взгляд.
— Люди таж забыли Слово предков, на радость дивам ночи. Я слышу, как детеныши спорят…
Первые слова его напоминали предгрозовое дуновение ветерка, но, по мере того как он поднимался на ноги, медленно, неестественно медленно, голос его крепчал и, наконец, загремел, словно горный обвал.
— Скоро, скоро наступит страшная пора Оггру. Дивы захотят много жертв. На кого падет выбор?.. На тех, кто не может добывать пищу для племени и сучья для огня!..
Всем корпусом Черный Ворон повернулся туда, где стояли хромой старик Оор со своим каменным билом и больные, немощные старухи.
— На тех, кто вредит племени, помогает дивам! — повернулся он к Муне и Яне.
Девочка поспешно юркнула за спину матери.
— До сих пор Яна получала свою долю за мной. Теперь ее место вместе с остальными вдовами, если только… — тут жрец ухмыльнулся своей страшной улыбкой, — если только никто из охотников не захочет уступить ей место перед собой.
Сказав это, Черный Ворон обмяк, безвольно опустил плечи и стал медленно оседать на пол, будто вмиг заснул.
Тишина воцарилась в пещере.
Яна беспомощно оглянулась на соплеменников.
Люди обеспокоенно зашевелились, опуская глаза.
Страшные голодные времена стояли у жилища племени. Кто решится пустить впереди себя лишнего? Кто решится перечить жрецу?
— Я уступаю место вдове вождя, — послышался негромкий голос Мудрого Ауна.
— Разве ты охотник, Аун? — не поднимая головы, тихо прошелестел жрец. — Давно уж охотники в племени таж не зовутся материнскими именами.
Среди охотников кто-то угодливо хохотнул. Одобрительный ропот послышался из темного угла, где стояли женщины.
Удрученная, с низко опущенной головой, Яна медленно двинулась в конец людской цепочки.
