— Просто Паулус.
В этот самый миг, словно по сигналу, синелицый музыкант опустил задницу в жёлоб, и поверхность воды забурила, словно в кипящем котле. Зрители восхищённо замерли, а потом одобрительно завопили.
— Паулус Пукулус подойдёт ему гораздо больше, — пошутил Нибулус.
Так родилось новое прозвище. Суровый и гордый наёмник из лесов Рег-Наховии, который насмерть сражался за пеладанов, теперь всегда будет связан с именем Паулус Пукулус.
В любом случае лучше, чем Одф Аглекорт.
* * *
Наконец столь долгожданный день отъезда наступил.
Бледное солнце вырвалось из цепких объятий тумана; его слабые лучи едва прогревали свежий и влажный от росы предрассветный воздух. Повсюду заливались птицы, пением заглушая иные звуки: раздражающий скрип ставен, хлопанье двери и отрывистый кашель старика, чуть свет выбравшегося из дома.
Щуря глаза, Гэп выглянул в единственное чердачное окно. Люди вставали, день начинался. Как здорово ощущать себя живым! Юноша сделал глубокий вдох, чтобы в сонной голове немного прояснилось. Утренний воздух, наполненный бодрящими запахами покрытой росой травы, свежеиспечённого хлеба... и свежего поросячьего дерьма, принёс неимоверное облегчение после духоты, царящей на чердаке. От прилива сил Гэп перескочил через свернувшихся калачиком братьев, добрался до своих пожитков и начал быстро одеваться.
Сердце возбужденно колотилось. Непослушными пальцами Гэп кое-как зашнуровал толстую зелёную рубаху и натянул кожаные штаны, потом всунул ноги в сапоги из мягкой серой кожи, которые мать специально купила накануне.
«Не могу дождаться! Не могу дождаться!» — как заведённый повторял он про себя, а всё тело покалывало от волнения.
— Я тебе устрою... — раздался голос из-за спины.
Гэп замер. Похоже на голос Оттара — старшего из семи братьев.
— Убери это от меня... — снова пробормотал тот же голос, теперь тише, зато со злостью. Да, точно Оттар.
Гэп обернулся и посмотрел на закутанные в одеяла фигуры, лежащие в ряд у одной из стен чердака. Встревоживший его голос шёл от одной из них.
«Говорит во сне!» — Гэп с облегчением вздохнул. В наступившей тишине он подхватил свой узкий белый пояс, откинул дверь в полу и выскользнул из душной спальни на нижний этаж.
Добравшись до первого этажа дома, юноша опоясался и проверил, все ли его вещи на месте: простенькая праща со снарядами, четыре небольших метательных ножа, маленький кожаный кисет с самшитовой дудочкой и самое важное — ножны с коротким мечом, в центре рукояти которого красовался герб Винтусов. На миг замерев, чтобы последним взглядом со смесью радости и горечи окинуть лачугу, которая пятнадцать лет была его домом, Гэп вышел наружу. Прикрыв бесшумно дверь, юноша бросился прочь.
«Наконец!» Душа Гэпа пела, пока он стремительно несся к Винтус-холлу. Его абсолютно не заботило, увидит ли он родной дом и его обитателей снова — чёрствость, свойственная юности.
Правда, быть самым младшим из семи отпрысков совсем не просто. Всю свою жизнь он был жертвой, терпел издевательства безжалостных братьев и сносил равнодушие собственных родителей. Небольшой земельный надел едва позволял прокормить семью из девяти человек. Родителей расстраивало то, что они не смогут получить приданого, которое принесла бы в дом дочь; а Гэпу — последней попытке завести девочку — доставалось больше всего.
«Огарок», — называли они его и давали самую чёрную работу. Для Гэпа настоящим облегчением стал тот миг, когда благородный пеладан выбрал его оруженосцем, да ещё сам господин Нибулус Винтус.
Нет, уважения от семьи юноша не получил. Родители по-прежнему считали его глупым маленьким мальчишкой, а в глазах братьев он так и остался полным идиотом.
«Вы ещё увидите!» — бормотал юноша в ответ на их безразличие к его новому положению. Недавно он сказал им, что примет участие в походе Финвольда. «Вы ещё увидите!»
Но они не так и не увидели. Гэп ушёл, даже не попрощавшись.
* * *
Юноша первым явился на место сбора в конюшни Винтус-холла. Прочих участников похода все ещё пытались поднять с кроватей слуги. Прощальный пир, куда были приглашены все, кроме Гэпа, оказался столь обильным, что теперь соус с потолка не отмыть несколько недель. Юноша с усердием помогал конюхам готовить лошадей: начал с собственной лошадки, наречённой Пугалом, потом занялся великолепным боевым конём хозяина Молотобоем.
