* * *
У небольшого костерка сидело полтора десятка оборванных и грязных людей. Почерневшие от невзгод, и похудевшие от голода, мучимые жаждой и старыми ранами, многие из которых давно не обрабатывались и были перевязаны старыми и уже начинавшими вонять тряпками. Но при этом они сжимали в ослабевших руках старые винтовки Мосина, с примкнутыми штыками. Их давно уже начали снимать с вооружения армии, заменяя на самозарядные АВС и СВТ. Это старое, и надежное как молоток оружие, оставалось только на случай крупномасштабной мобилизации, а еще для вооружения резервистов и ополчения. И даже, несмотря на наличие оружия, патронов к нему, все равно не было. Эти пять старых винтовок без патронов можно было использовать только как копья, но одновременно они были символом сопротивления и того, что эти люди не сдаются. Во взглядах, устремленных в огонь, была обреченность и упорство.
Вдруг, как страшное чудо из кустов вывалился огромный мужик, ростом около двух метров, и шириной в полтора, почти абсолютно квадратный (вот, что значит преобладание физических характеристик). Образ дополняла ражая начесанная борода до середины груди и буйная косматая рыжая шевелюра, на которой каким-то чудом держалась немецкая кепи без кокарды. Егерская безразмерная куртка обтягивала мощную фигуру как тонкая маечка. На поясе висел огромный штык, в сапоге тоже виднелась рукоять ножа, поясе также болталась кобура, и за ремень были заткнуты две гранаты-колотушки. На груди гордо демонстрировался немецкий автомат, за спиной торчали ствол винтовки и рукоять сабли, на плечо был закинут пулемет со свисающей лентой, такими же пулеметными лентами крест-накрест была обвязана мощная фигура. Еще на мужике были подсумки для автоматных магазинов и винтовочных обойм. За спиной топорщился гигантский сидор. За всей карикатурностью, этот канонический партизан из анекдотов, смотрелся очень гармонично, именно своей гротескностью. Была классическая картина «Не ждали». Пока оборванцы пытались сообразить, что происходит, раздался гулкий голос:
— Здорова, славяне! А чей-то вы здесь делаете? Такие смурные!
— Ты хто!? — Просипел один из мужчин, откуда взялся?
— Оттуда откуда все, от папы с мамой, иду вот смотрю, огонек, вот я на огонек и зашел, а вы че, не рады гостю?
— Названный гость хуже татарина, — проворчал еще один худой и мосластый мужчина.
— Так я не с пустыми руками пришел, — радостно осклабился здоровяк, — жрать хотите?
— Ты, кто, мужик? — опять же, просипел самый старший из окруженцев.
То, что это были именно окруженцы, говорили лохмотья военной формы, а также сохранившиеся солдатские ремни с подсумками, а у некоторых еще оставались пилотки.
— Я то, я Степан, человек прохожий, лесной! Ну, как, тебе легче стало, опять ухмыльнулся мужик.
— Сильно легче, — с сарказмом произнес командир группы, — ну, а мы — это все что осталось от 274-го стрелкового полка, 3-ей армии, особого западного фронта.
— Так я повторяюсь, жрать хотите? — и мужик как фокусник достал откуда-то буханку круглого деревенского хлеба и огромный шмат сала.
После этого лед был сломан, и еда была аккуратно поделена и практически мгновенно съедена. На что Степан ухмыльнулся и достал из своего безразмерного сидора три немецких рациона. В которых были три бруска горохового концентрата, три четырехсотграммовых банки, выкрашенных в шаровый цвет (п/а: немецкая тушенка никогда не была обклеена бумажными этикетками с лозунгами и крестами, как это можно было увидеть в кино, она поставлялась в банках по 200, 400 и 850 грамм, банки были выкрашены в шаровый цвет, а маркировка выбивалась на верхней крышке), с тушенкой. Еще в свертках были сухие хлебцы, чем-то похожие на современные нам. Степан достал прицепленный к сидору большой котелок и отправил пару бойцов к роднику, который тек буквально в сотне метров, в то время, когда мужики изнывали от жажды. Еще один штрих в подготовку советских бойцов образца 1941 года. Зато все они были серьезно подкованы идеологически и отлично маршировали. Еще свое оружие очень шустро умели разбирать и собирать, на время. Когда все доели замечательный гороховый суп с тушенкой, измотанных и уставших солдат почти сразу начало клонить в сон. Держался только командир, старшина Азаров. Хотя Степан и предложил подежурить, но полного доверия он еще не заслужил. Поэтому Азаров распределил дежурства среди своих.
