— Что там? — тихо спросила сестра.
— Ничего, — буркнул он.
— Ой, уже первый час! — воскликнула Мэри Леслер. — Обед стынет. Идемте же.
Кофе подали в гостиную. Настроение по-прежнему было гнетущее. На цветущей физиономии Нильса Леслера благодушие сменили тревога и затаенный страх. Интересно, что же было в письме из гостиницы «Бельведер»? Предупреждения? Угрозы? Конверт-то у него в кармане, не доберешься. Я бы все отдал, чтобы хоть глазком заглянуть туда.
Нильс Леслер неуклюже встал.
— Пойду переоденусь.
— Ты опять в город? — спросила жена.
— Надо в контору.
Она кивнула.
— Я с тобой. Мне нужно на примерку. — Она повернулась к фру Денер и ко мне. — Может, поедем все вместе?
— Конечно, — кивнул я. Пожилая дама тоже не возражала.
Нильс Леслер исчез на втором этаже, а немного погодя туда же решительно проследовала его сестра. Наверняка собралась выведать насчет письма.
Хозяйка ушла отдать распоряжения, и несколько минут я сидел один-одинешенек, глядя на дождь. Вернулась она с моими ботинками в руках.
— Ну, вот и высохли!
Пока я обувался, она сидела в кресле и смотрела на меня — я затылком чувствовал. Подняв голову, к своему изумлению, я прочел в ее взгляде глубокое уныние.
— Знали бы вы, — прошептала она, — до чего тоскливо иногда бывает на душе.
Я искал слова утешения, когда в комнату вошел Нильс Леслер.
— Машина у крыльца, — сообщил он, удивленно взглянув на нас. — Клара уже там. По-моему, она спешит.
Его жена со вздохом встала.
До самого Стокгольма мы ехали в глухом молчании. Урчал мотор, «дворники» ровно шуршали по ветровому стеклу. Струи воды из луж хлестали в боковые окна. Давненько не было такого затяжного дождя.
Женщин Нильс Леслер высадил возле Стуреплан. Фру Денер на прощание кивнула, Мэри Леслер как-то странно посмотрела на меня. Сам я вышел у концертного зала, вежливо поблагодарил за обед и за то, что подвезли.
Машина Нильса Леслера укатила по Дроттнинггатан, а я в потоках дождя заторопился следом, лавируя среди прилавков, где под мокрыми навесами алела редиска, и вскоре свернул в один из тесных переулков, ведущих к Васагатан.
Несколько минут — и я очутился у огромного дома на Гамла-Бругатан, который всем своим прозаически опрятным видом говорил о солидности и коммерческом преуспевании. На фасаде блестели полуметровые золотые буквы:
Я огляделся. Прямо у дома — стоянка, в веренице автомобилей я тотчас обнаружил синий «нэш» Нильса Леслера. Машина была пустая, владельца не видно. Он явно успел уже войти в контору.
Место удобное: чуть дальше виднелся оживленный перекресток, там проходила широкая, шумная Васагатан, на противоположной стороне которой я заметил стоянку такси. Очень даже кстати. Наискосок через дорогу была кондитерская. И это, кстати, еще как.
Я зашел в кондитерскую и сел у окна, чтобы держать в поле зрения и двери конторы Леслера, и синий «нэш». Потягивая тоник, сквозь мокрое от дождя стекло скользил взглядом по стене напротив. Интересно, за каким окном находится Нильс Леслер? Отдает ли он себе отчет, какая опасность ему грозит? Знает ли вообще, что его пурпурная сирень в саду у брата уже завяла?
Шло время. Входили и уходили посетители, сновала с подносом официантка. Мокрые пятна у двери мало-помалу росли.
На стенных часах — четыре… пять… Из огромного здания хлынул народ. Однако плотной фигуры Нильса Леслера видно не было.
Я заказал бутерброды и чай, сделал вид, будто просматриваю еженедельник. Долгое ожидание и непогода начали меня раздражать.
Меня терзали сомнения. Если убийца и впрямь задумал разделаться с Нильсом Леслером, зачем ему идти на риск, более того, бросать вызов, подрубая куст сирени и тем самым открыто заявляя о своих намерениях? Увядшая сирень не только предупредит будущую жертву, она ведь и полицию, скорее всего, насторожит. Правда, Веспер Юнсон игнорировал предупреждение, но убийца не мог знать это заранее.
Я посмотрел на часы. Почти семь. Подошла официантка: смена кончается, нельзя ли рассчитаться? Три чашки кофе, пачка сигарет, три тоника, чай и два бутерброда. Я дал десятку, она побежала за сдачей, а я закурил, машинально глянул в окно и… сорвался с места, чуть столик не опрокинул.
