Я вышел у Смедсбакксгатан и не спеша, зашагал к Фурусундсгатан. Светлые фасады купались в лучах предзакатного солнца, пестрели длинные ряды маркиз. Проходя мимо скверов, где детишки гуляли с няньками, я отметил, как опрятен и ухожен этот новый район. Даже слишком опрятен и ухожен. Ни тебе таинственных проулков, ни сумрачных проходных дворов — вообще ничего живописного или причудливого. Все по шаблону, на одно лицо. Нет, мне современный Ердег не по душе; жалко детей, которые растут в таких местах, где один квартал — точная копия другого. Какими блеклыми и бедными будут их детские воспоминания!
— Ах, это вы, — пробормотала Хелен Леслер. Она была в цветастом фартуке, а голову повязала красным шарфом.
— Да, а что, я некстати?
Она покачала головой.
— Я работаю. Может, зайдете?
— Был тут рядом по делу и решил вас проведать, — соврал я, снимая шляпу в маленькой тесной прихожей. Потом прошел в небольшую комнатку, где по одной стене теснились тахта, низкий столик, несколько стульев и книжный шкаф. Все остальное место занимал ткацкий станок.
— Надо же, кто бы мог подумать!
Хелен Леслер пригласила меня сесть.
— Я всегда любила ткать, — спокойно пояснила она и устроилась на табурете у станка. — Это я привезла от родителей.
— Собираетесь так зарабатывать на жизнь?
— Надеюсь. А пока хожу на курсы.
— И это действительно может прокормить?
— Здесь, в Стокгольме, вряд ли. Но когда я окончу курсы, то уеду в провинцию.
Интересно, знает она, что унаследует после мужа четверть миллиона? Похоже, нет.
Хелен повернулась к станку, перебирая пальцами нити основы. Когда она наклонилась, на ее лицо упал из окна солнечный луч. Эффект был поразительный. На секунду ее лицо будто озарилось изнутри. В нем вдруг обнаружилась какая-то странная жизнь. И дело было не столько в мимике, сколько в изменчивой игре света и тени на нежной коже.
Она поднялась, взяла с книжной полки вазочку с конфетами.
— Угощайтесь.
Поднеся шоколад ко рту, я заметил, что она вдруг словно окаменела, большие зеленые глаза наполнились страхом. Несколько мгновений она сидела неподвижно, потом быстро поставила вазочку, бросилась в прихожую и распахнула входную дверь.
Я не выдержал и тоже вышел. Она как раз закрыла дверь и повернулась ко мне.
— Что случилось?
— Да нет, ничего, — пробормотала Хелен.
Мы вернулись в комнату. Она отошла к окну, где стояла ваза с примулами. Волосы, выбившиеся из-под платка, горели на свету. Она не сказала ни слова.
— Все-таки что-то случилось. Кто был на лестнице?
Она покачала головой и едва слышно прошептала:
— Мне показалось. Там никого не было.
— Вы кого-нибудь ждете?
Хелен покачала головой.
— Кто-то повадился стоять у меня под дверью. Не знаю кто, но вчера вечером я мельком его видела. Он сбежал, когда я открыла.
Я удивленно уставился на нее.
— Что ему нужно?
— Не знаю. Стоит, и все.
— И ни разу не позвонил?
— Нет.
— Сядьте, — попросил я. — Давайте спокойно разберемся. — Я подсунул подушку ей за спину. — Вот так.
Она обмякла и благодарно улыбнулась. Я сел перед нею на стул.
— Давно это началось?
Она тяжело вздохнула.
— Со вчерашнего дня. После обеда сюда заезжали родные Гилберта.
— Кто именно?
— Фру Денер и Нильс Леслер с Мэри. А примерно через час после их ухода я услышала за дверью шорох. Подождала, думала — позвонят, но никто не позвонил. В конце концов, я пошла и открыла. У двери никого не было, только по лестнице протопали шаги. То же самое повторилось вечером и сегодня утром. Правда, вечером я его видела. — Она помолчала и тихо добавила: — Утром здесь еще и полиция побывала.
Я серьезно смотрел на нее.
— Зря вы не рассказали, что было в письме директора Леслера. Не могу поверить, что вы нарочно мешаете полиции прояснить обстоятельства убийства вашего мужа и свекра.
Она как-то странно посмотрела на меня.
— Вы говорили с Юнсоном?
— Точнее, он со мной.
Она стиснула бледные губы и отвела взгляд.
— Неужели вы не понимаете, что молчание чревато неприятностями?! — Я положил руку на худенькое, как у школьницы, плечо. — Может, мне расскажете, о чем писал директор Леслер?
Наши взгляды встретились.
— Письмо никак не связано со случившимся, — неожиданно холодным тоном заявила Хелен.
