Эта женщина была такой покорной и в то же время невероятно напряженной, что он не решался торопить события. Конечно, он мог бы ворваться в нее одним резким толчком, но боялся сделать ей больно и потому терпеливо ждал. Она и так проявила чудеса смелости, отважившись на такой шаг.
От воистину титанических усилий, которые прилагал Люк, чтобы сдерживаться, у него задрожали руки. Он опустил их, нежно погладил изящную талию и поясницу Розамунды и подсунул ладони под ее ягодицы.
— Розамунда, посмотри на меня, — сказал он. — Теперь ты должна делать то, что я скажу.
— Все, что угодно…
— Расслабься и еще немного откройся для меня.
Она сразу раздвинула ноги шире — как бабочка расправляет крылья весенним утром, — а он приподнял ее бедра и сумел войти еще глубже. Ее глаза вновь округлились.
Люк начал двигаться, побуждая ее раскрыться больше и принять его целиком.
— Если хочешь, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, — обними меня.
Розамунда ответила:
— Я думала об этом, но не знала, нужно ли. — И тонкие руки порывисто обхватили его плечи.
Боже, это была сладчайшая агония! Теперь Люк одну руку просунул ей под голову, а другой теребил твердый сосок, заставляя ее испытывать все более сильное желание.
Она задыхалась, жадно хватая ртом воздух. Взглянув на нее, Люк убедился: перед ним женщина, охваченная страстью. Ее щеки горели, взгляд метался.
Его рука медленно скользнула вниз. Раздвинув потайные складки, он нащупал пальцем маленький, но уже набухший бугорок. Розамунда в ответ застонала и выгнулась навстречу его руке.
Желание стало нестерпимым. Люк больше не мог ни о чем думать. Всем существом он жаждал двигаться в ней, наполнить до краев, излить свое семя. Но он продолжал сдерживать себя, ограничиваясь медленными короткими толчками.
Розамунда открыла глаза.
— О, Люк, я не могу больше это выносить. Он замер.
— Я сделал тебе больно? — К своему немалому удивлению, он услышал, что голос звучит абсолютно спокойно. Интересно, почему бы это?
— Нет! Но я чувствую… Все это так чудесно… и в то же время мучительно.
— Ну, так и должно быть. Я ощущаю то же самое. — Он сделал попытку улыбнуться. Неудачную.
— Все это…
— Что?
— …так смущает…
Он был готов взорваться. Тело каждым мускулом протестовало против невыносимой агонии паузы.
— Я надеялся, ты забудешь о смущении. — Он с нарочитой медлительностью склонился к ее груди и начал посасывать, а потом и легонько прикусил маленький сосок.
Розамунда досадливо поморщилась.
— Нет, ты не понял, я не стыжусь того, что мы делаем.
— А что тогда? — простонал Люк.
— Я хочу, чтобы ты был ближе.
Он едва не потерял контроль над собой.
— Розамунда, ты не знаешь, о чем просишь. — Он очень боялся испугать ее теперь, когда она уже зашла так далеко.
— Что ж, думаю, я могу подождать.
Бог определенно наказывал его. Зато впоследствии он наверняка окажется на одну ступеньку дальше от адского пламени за сверхъестественную выдержку. Как тут не подивиться горькой иронии происходящего?
Люк уткнулся лбом в плечо Розамунды и неожиданно почувствовал, что продвинулся еще немного внутри ее.
— Полагаю, теперь я все понимаю, — шепнула Розамунда ему в ухо.
Он снова начал медленные осторожные толчки, не осмеливаясь проявлять излишнюю настойчивость. И не прекращал целовать ее губы и щеки, шею и груди. Его рот молил и требовал, низвергал в ад и возносил к небесам. А там внизу, в ее лоне, было так тесно!
Но только теперь она двигалась ему навстречу, и в какой-то момент Люк почувствовал, что дошел до последней черты. Выругавшись, он схватил подушку и прорычал:
— Обхвати меня ногами.
Розамунда немедленно повиновалась, и он просунул подушку под ее ягодицы. Желание, которое так долго пребывало у самой вершины, скользнуло вверх еще немного, и Люк с хриплым стоном до отказа ворвался в нее, изо всех сил прижимая к себе хрупкое тело.
— О, прошу тебя! — закричала Розамунда. — Не останавливайся!
Ее глаза стали темно-синими, как штормовое море. В них плескалась страсть. Страсть, которую она, в этом Люк ни минуты не сомневался, никогда не отдавала другому мужчине.
— Люк, — простонала она, — ты сводишь меня с ума!
