— Ну да. Бритты, кажется, называют это «покровитель».
Кровь, уже в который раз за сегодняшний день, отхлынула от лица Розамунды. Покачав головой, она направилась к двери.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр. Сильная рука преградила ей путь.
— Миссис Берд, вы не должны уходить. Я намерен предложить вам защиту, — он подмигнул, — и уединение.
— Позвольте мне пройти, сэр! — Это была не просьба, а требование. Розамунда из последних сил старалась, чтобы ее голос не дрожал.
— Вы даже не хотите услышать условия? А я могу обещать вам надежное укрытие и роскошь. Никому не удастся оскорбить вас или огорчить.
Она всегда считала этого человека простофилей. И, как выяснилось, недооценивала его. Этот германский барон точно знал, что надо сказать, чтобы окончательно деморализовать ее. Розамунда опустила глаза и взглянула на его пальцы. Они удивительно напоминали пальцы руки ее мужа — толстые как сосиски, густо поросшие волосами, с обгрызенными ногтями. Ее охватило отвращение.
— Миссис Берд, или я могу называть вас «мой розовый бутон»? Я одену вас в лучшее, что может предложить Лондон, буду баловать вас! А вы… вы будете баловать меня.
От его недвусмысленного намека Розамунду бросило в дрожь. Быть может, от всех сегодняшних переживаний она заболела? Она оттолкнула руку подлеца и сделала еще один шаг к двери.
— Нет, сэр, — сказала она и сама удивилась, как твердо прозвучал ее голос, поскольку никакой твердости в душе не чувствовала. Совсем наоборот: она ощущала себя совершенно потерянной, готовой обратиться в паническое бегство.
В последний момент барон схватил Розамунду и прижал к стене своей выпуклой, напоминающей бочонок грудью. Его ладони больно стиснули ее груди. Розамунда начала бороться. Она сопротивлялась не только грубому мужчине, но и невыносимо знакомому ощущению насилия и ужаса. Розамунда так надеялась, что ее больше никогда не коснутся руки, похожие на те, что лапали ее в замужестве. Не обращая внимания на ее попытки вырваться, на то, что он причиняет ей боль, барон тискал беспомощную женщину. Розамунда ненавидела, когда ее кожи касается наглый потный мужчина. Ненавидела всей душой, но безмолвно терпела годами, подчиняясь чувству долга, пряча боль и слезы. И впервые осмелилась дать сдачи.
Она укусила его, изо всех сил впившись зубами в жирный палец, а потом ударила коленом в пах.
Барон взревел:
— Ты, маленькая…
Его брань прервал угрожающий возглас, и через мгновение барон растянулся на полу перед полуприкрытой дверью.
В комнате стоял герцог с разъяренным лицом и глазами убийцы. Его руки были сжаты в кулаки.
Бросив взгляд на Розамунду, он наклонился, схватил барона за грудки и рывком поставил на ноги. Тот, похоже, находился в полубессознательном состоянии и почти ничего не соображал.
— Ты, — угрожающе тихим голосом сказал Люк, — оскорбление рода людского. Даю тебе минуту, чтобы убраться отсюда ко всем чертям. И не забудь свою достойную невесту. Если я увижу тебя, еще хотя бы раз, то засуну всю эту блестящую мишуру, украшающую твой мундир, тебе в глотку.
Розамунда внезапно почувствовала острое желание закричать, но тут герцог повернулся к ней. Бешенство, исказившее его физиономию, могло напугать любого.
— Хотите, как следует стукнуть его, прежде чем я вышвырну эту падаль вон? — спросил он.
— Нет, — прошептала Розамунда.
— Тогда я сделаю это за вас!
— Нет, пожалуйста, не надо!
Но Сент-Обин ее не слышал. Несколькими сильными ударами он снова сбил полуживого барона с ног. Герцог продолжил бы избиение, если бы Розамунда, использовав всю свою силу, не оттащила его. Его светлость был похож на дикого зверя, отведавшего свежей крови. Не приходилось сомневаться, что в таком состоянии он способен был прикончить мерзавца.
Они уже были готовы переступить порог, когда фон Ольтед сделал последнюю ошибку. Подняв голову, он прошипел:
— Твой муж всем рассказывал о тебе, Рози. Ты еще пожалеешь, что не приняла мое предложение. Другие не будут столь щедры!
Смачно выругавшись, герцог рванулся обратно и нанес coup de grace[4]. Фон Ольтед, отправившись в глубокий нокаут, так и не понял, что оказался на волосок от смерти по собственной глупости.
