— Ты избегала меня, — тихо сказал он.
— О чем ты?
— Только не лги. Умение лгать — это, безусловно, достоинство, если только ты не лжешь мне.
— Но мы же совсем недавно ходили на прогулку!
— И с тех пор ни минуты не были вдвоем. — Он на мгновение тесно прижал партнершу к груди, чтобы избежать столкновения с другой парой.
Он не должен так говорить. В конце концов, у нее нервы не железные.
— Люк, прошу тебя… — взмолилась она тоном, который даже ей самой показался жалким.
— Почему ты не сказала, что умеешь петь? — повторил герцог.
— А почему ты предполагал, что я не умею?
— Потому что я всегда предполагаю в людях худшее. И почти никогда не ошибаюсь. А значит, и не удивляюсь. Правила дьявола, знаешь ли.
Розамунда покачала головой и заставила себя улыбнуться:
— Джентльмены вроде тебя не любят удивляться.
— Совершенно верно.
Все же он был уникальным человеком. Еще никогда и ни с кем Розамунде не было так хорошо и уютно. Ни с кем она не чувствовала себя красивой. Желанной. Настоящей королевой.
— Тогда я рада, что удивила тебя, хотя тебе это и неприятно. Но, полагаю, ты не должен так уж строго придерживаться своих правил дьявола.
— Пытаешься схватить дьявола за фалды фрака? — Герцог прищурился. — Вижу, ты позабыла о надменности, присущей моему высокому положению.
Розамунда рассмеялась, в очередной раз удивившись, как ему всегда легко удается очаровать ее, пленить, заставить трепетать. Воистину его магнетизм был неисчерпаем. Как и остроумие.
— Тем не менее, до отъезда я постараюсь, чтобы ты обдумал некоторые правила и изменил свое к ним отношение.
— Ты не можешь уехать, — моментально отозвался герцог.
— Почему? Думаю, что теперь могу. Ты разве не почувствовал перемены? Полагаю, я сумею найти место. Ведь именно в этом заключался план, разве нет?
На мгновение в глубине его таинственных глаз появилось странное выражение, и он поспешил отвернуться.
— Розамунда… — выдохнул Люк, и ее имя прозвучало вместе с последними аккордами вальса.
Дни их любви были сочтены. В этом не осталось никаких сомнений.
С грустью глядя в его глаза, Розамунда поняла, что им придется расстаться, и они оба не посмеют протестовать.
Ради нее. Ради него. Ради вдовствующей герцогини. Ради всех.
Циник, сущ. Негодяй, который благодаря несовершенству зрения видит вещи такими, как они есть, а не такими, какими им следует быть.
А. Бирс. Словарь Сатаны
Всю ночь Розамунда дремала урывками и провалилась в сон, лишь когда небо окрасилось первыми лучами рассвета. Ее опять мучили ночные кошмары, которых не было с тех пор, как она пришла к Сент-Обинам.
Алфред поднимался по лестнице. Его тяжелые шаги звучали все громче, по мере того как он приближался к ее двери. Потом шаги стихали — он останавливался. Следовала ужасная пауза. Его тень была отчетливо видна сквозь щель под дверью. Слышалось его прерывистое дыхание. Вместо того чтобы покорно ждать визита супруга, она рванулась вперед, дабы оказать ему достойную встречу, но, распахнув дверь, увидела в коридоре Люка и Грейс Шеффи. Одетые для бала, они держались за руки и выглядели так, словно были созданы друг для друга.
В ее сне Люк улыбнулся, и коридор превратился в корнуоллский луг, полный диких цветов и древних кельтских камней, образующих круг. Кто-то приближался сквозь утреннюю дымку. Это был отец, протягивающий к ней руки. За ним шли братья. Не было только Сильвии. Потом дымка стала гуще, обволокла их тела. И больше ничего не было видно. Даже стало трудно дышать. В конце концов, Розамунда проснулась, хватая ртом воздух, словно бежала всю дорогу от Корнуолла до Лондона.
Она встала рано, слишком рано и, не в силах больше оставаться в постели, села перед секретером в своей комнате. Здесь не было туалетного столика для дам, поскольку Розамунда находилась в покоях, раньше принадлежавших Генри Сент-Обину. Ирония судьбы! Она находилась в той самой комнате, которую много лег назад, мечтала занять в качестве его жены.
Розамунда потянулась к ящику, куда горничная накануне положила щетку для волос, зеркало и заколки. Все это когда-то принадлежало ее матери. Ящик застрял. Розамунда подергала его и чуть-чуть приоткрыла. Просунув тонкие пальцы в образовавшуюся щель, она попыталась вытащить коробочку с заколками, но наткнулась на что-то мягкое, очевидно, прикрепленное в верхней стенке над ящиком. Изловчившись, она вытащила пожелтевший от времени пакет, в котором лежал локон светлых золотистых волос. У нее даже дыхание перехватило, когда она тронула рукой прядь. Вторая рука инстинктивно потянулась к собственному медальону, где хранился локон ее давно умершей матери. На пакете было написано: «Люку, моему любимому сыну». Розамунда перевернула пакет и на темно-красной восковой печати увидела инициалы: КСО.
