Скачки в праздничный день - страница 57

Роза тревожно ходит вокруг, нюхает мне затылок, губами теребит уши — это ужасно приятно и смешно так, что я едва не корчусь от смеха, но выдавать себя нельзя. Осторожно, мягко трогает она меня копытом, скребет потихоньку, потом поддевает мордой — жив ли ты, дружок? Хотя сама прекрасно понимает, что ничего со мной не случилось, что я просто валяю дурака.

Публика — восхищена!

Однажды за этим «представлением» застал нас Волошин. Уткнув лицо в прохладную траву, я ждал, когда Роза начнет меня тормошить, и вдруг чувствую, как кто-то собирает мои штаны в жгут и приподнимает меня от земли. «Как наловчилась!» — с восторгом подумал я о лошади и в тот же миг увидел перед собой разгневанное лицо жокея.

— Эт-то штэ за цирк! Чтэ за бэлэган? Кобылу мне портить?! — кричал он уже не на шутку. — Мирошниченко! Васька!

Но вокруг уже никого не было, зрители разбежались кто куда.

Утром, когда мы возвращались с проездки, он как бы между прочим неторопливо и густо сказал:

— Еще раз замечу, тогда смотри, Ванюшка, не жалуйся.

— Да чего особенного, — бурчу я, — поиграли немножко, а вы уж и… Ничего же страшного.

— Пока да, — спокойно замечает Николай Иванович, трогает коня в рысь и перегоняет меня, суженными глазами глядя далеко вперед, кажется, даже — за горизонт.

Я не понял тогда его замечания, мне казалось, капризничает старик, власть свою демонстрирует. И продолжал потихоньку баловать Розу, чрезмерно холить, тем более, что на пробных заездах показывала она все возрастающую резвость. Помню сухое, замкнутое лицо Волошина, его долгое молчание, помигивающие глаза, когда мы с Розой птицей пролетели тысячу двести метров.

— Сколько? — полюбопытствовал я, подъехав к нему на тяжело дышавшей лошади. Вместо ответа он зачем-то поднял ей переднюю ногу, пощупал бабки, положил руку на крутой, ходящий от шумного дыхания бок.

— Стрелки плохо глядишь, — сказал он строго. — Когда зачищал копыта?

— Да когда? Недавно… А сколько секунд показали?

— Они тебе нужны?.. Стрелки зачисть сегодня же!

Через некоторое время он сам проскакал на Розе дистанцию, затем посадил лучшего нашего наездника Мирошниченко, но как они ни старались, а мое время перекрыть не смогли. Тут была какая-то загадка, тайна, разгадать которую я и не пытался.

Иногда кто-нибудь из конюхов спрашивал у Николая Ивановича, почему Ванюшка не скачет на ипподроме? Чего ждать? Может быть, он рекорд поставит!

— Проездка — не ипподром, — нехотя говорил он.

…Мы опять начали подъем и опять нам с седел открылись сады. До чего же они были набиты яблоками в то лето. Они еще не вызрели, но уже густыми ядрами светлели среди взъерошенной листвы… Еще немного — и вот уже ипподром: эллипс круга, судейская синяя будка с флагом над нею, низкие трибуны по ее сторонам.

Как всегда наше появление вызвало оживление среди завсегдатаев: как-никак английские чистокровные, со знаменитыми предками в родословных. Но вот уже начал бить судейский колокол, загудела земля от крутого вала первой скачки, ухала и стонала толпа, уже всего в мыле подхватили мы Глобуса — он все еще высоко вскидывал голову, грозно и дико озираясь вокруг, отскакали Венера, Прелесть. Шла четвертая или пятая скачка, когда крикнули:

— Розу готовить!

Розу оседлали. Я зубами подтянул потуже подпруги и, чувствуя вкус кислой сыромятной кожи во рту, повел ее шагать, чтобы движением несколько успокоить кобылу.

Внезапно трибуны как взорвало — так и ахнули обвалом. От этого рева Роза шарахнулась назад и боком понесла на штакетник, выбивая копытами суматошную дробь и волоча меня на длинном поводу.

— Что там? — закричал я Чижу, который взобрался на перекладину навеса и смотрел на круг с открытым ртом.

Мимо кто-то во все лопатки пробежал к судейской, потом еще несколько человек гурьбой быстрым шагом проследовали туда, мы кричали им, но они только отмахнулись: не до вас, мол. Трубно, страстно, гневно заржал Глобус. Не дай бог, если эта махина взбунтует, разнесет все вдребезги!

И тут кто-то крикнул издали:

— Наездник упал!

— Кто? Кто упал-то?

— В камзоле кто-то!

— Да они же все в камзолах!

Через секунду нестройно понеслось: