Скачки в праздничный день - страница 54

Катерина жила на другой стороне балки, по дну которой сочился ручей. Вдоль ручья редко стояли ветлы.

Накануне выпал снег, далеко вокруг стало видно: все сельцо у черной нитки ручья, наклонные пространства полей, туманная мгла над ними, точно топили где-то по-черному: внизу было светло, а в середине густым руном плавал дым.

Кузьма шел не таясь. Это когда-то, едва из мальчишек выйдя в парни, на первые свои свидания крался он от двора к двору, и обрывалось его сердце при каждом звуке, дыхание секлось, когда перелезал через плетень и стучал в закрытый ставень. Ударом ноги отбросил он жердяную калитку, вбежал на крыльцо, а дверь уже отворила сама Катерина, вся сияющая радостью, со светлой влагою в глазах.

И стол уже был приготовлен: водка стояла, сало нежно розовело в тарелке, возвышалась миска с капустой, в которую щедро накрошен лук — так Кузя любил.

Он, усевшись, тотчас закурил, струями пуская дым из ноздрей, стал щуриться, усмехаться. Катерина села, и они выпили. Нажевавшись капусты, Кузя отвалился на спинку скрипучего стула, заговорил решительно, весело:

— В город подаюсь я, слышь, Катерина? Петровка эта проклятая вот где у меня!.. Дураку бы еще после армии на стройку податься… мать пожалел. Теперь все! Как хочет, а я айда-пошел, нет меня здесь больше.

Выпили еще. И тут Кузя, обняв Катерину за плечи, прямо в глаза и дохнул:

— Мне, слышь, что говорю? — деньжонки требуются… А у тебя, знаю, заначены. Муж-то, когда умирал, с собой их туды не взял? Х-ха! Займи! Мне нужны…

И откинувшись, посмотрел на нее с ухмылкой, с нахальным прищуром ждал ответа. Катерина молча достала из-за портрета умерших родителей газетный сверток. С улыбкой вернулась к Кузе и протянула ему сверток…

— Вот. Полторы сотни.

— Врешь! Он же, Васька-то твой, жаден был, деньгу копил.

— Я не вру. Это все до копеечки, желанный ты мой.

— Желанный! Какой я тебе желанный?.. Ладно, из города, коли что, вышлю.

— Мне их не нужно, — сказала Катерина. — Бери смело и на совесть их себе клади, не тревожься. Я рада, что хоть ими-то могу тебе помочь… Спасибо, что пришел.

Кузя даже рот раскрыл. Чего-чего, а этого-то, благодарности за наглость свою, он ну никак не ожидал. Дура, блажная. Совсем от любви спятила! Да и не любит она вовсе, нету любви в этой Петровке, среди этих голых полей, низкого неба, осенних дождей, луж, грязи и тоски — не может тут ее быть!

Как будто в грудь ему кто ударил: такая вдруг там боль появилась, такое раздражение, такая злость охватила его, что готов он был избить Катерину, а Петровку, избы ее нахохлившиеся раскидать по бревнышку, чтобы и следа не осталось, ничего не осталось, и свидания этого словно бы не было.

…Прожил Кузя в городе около года и сменил за это время три места работы, два общежития и частную квартиру. Стал понимать: жизнь в городе у него не удалась. Не так-то все просто, как виделось ему из тихой Петровки.

Специальности у него не было. Такой, чтобы сразу дала в руки рубли большие, чтоб в ресторан можно было сходить. И чтобы, конечно, одежду заиметь соответствующую. А уж женщин — это само собой, их угощать надо широкой рукой.

И чем дальше, тем все больше разочарование разъедало его. Каждый вечер теперь проходил в каких-то пьяных компаниях, и драки случались, и в милицию его забирали — нраву-то он был не кроткого.

— Эх, пропала моя жизнь, поломалася! — бесновался Кузя и пел сорванным своим голосом песню о море в Гаграх…

Однажды, в конце августа, у самого общежития столкнулся он с Катериной. И странно, теперь ее улыбка, ее глаза, немо вопрошающие о чем-то, были ему милы и родственны, он обрадовался встрече. Принялся расспрашивать о Петровке, о матери, о ней самой заговорил — как живет, не замужем ли? Хотя по глазам ее видел: лишний задал вопрос, болезненный.

— Ты-то как меня нашла? — наконец осенило его спросить.

— Нашла, — улыбнулась Катерина, отвернулась от него, и Кузя посмотрел на нее с невольным восхищением: ну что за баба!

Когда она речь о нем завела, Кузя поник. Не было у него сил ломать перед Катериной комедию: с работы уволили за прогулы, комендантша наседала с выселением. Правду он эту и выложил Катерине.