Графиня заглянула в комнату Надин и убедилась, что дочка уже готова. В ярко-голубом бархатном платье, оттенявшем ее глаза и волосы, и того же цвета шляпке Надин была чудо как хороша. Горничная помогла ей надеть соболью шубку. Надин застегнула крючки и завязала под пушистым воротником бант шелкового шарфа.
– Мама, я готова! Мы можем ехать, если вы хотите, – сообщила она.
– Да, поехали. Тетя уже давно ждет.
На улице сильный мороз сразу же защипал им лица, серьги через пару минут превратились в ледышки и неприятно холодили уши. Надин прижалась к матери и спрятала руки в ее большой собольей муфте.
– Мама, я все знаю, мне Велл рассказала, но прошу, не нужно расстраиваться, мы обязательно что-нибудь придумаем, – ласково прошептала она. – Вот увидите, мы справимся, и Бобу поможем. И мужья у нас будут самые лучшие без всякого приданого!
Графиня чуть не заплакала. До чего же прекрасны ее храбрые дочери, и как они наивны!
– Ох, милая, жизнь – очень жестокая штука, – шепнула она, – боюсь, что без приданого вам будет трудно рассчитывать на хорошие партии, а тем более после того, что случилось с вашим братом. По крайней мере, не в ближайшее время.
Надин фыркнула:
– Ну, уж нет! Обещаю вам, что сделаю самую блестящую партию в этом сезоне. Самый богатый, знатный и красивый жених достанется мне.
Софья Алексеевна вздохнула:
– Я буду очень рада…
Ей не хотелось раньше времени разочаровывать дочку. Зачем это делать, если жизнь сама все скоро расставит по местам? Она замолчала, уйдя в себя, а Надин, подбодрив мать, тоже затихла.
«Интересно, кто в этом сезоне самый богатый и знатный жених? – задумалась она. – Наверное, какой-нибудь высокомерный болван, а значит, его можно будет поймать на крючок, вот и все дела».
На какие крючки ловятся выгодные женихи, Надин пока представляла смутно, но это казалось ей слишком незначительным обстоятельством, чтобы принимать его во внимание. Она принялась строить наполеоновские планы и была даже разочарована, когда они прибыли к подъезду дома Румянцевых на Мойке. Софья Алексеевна откинула медвежью полость и поднялась на крыльцо особняка, Надин поспешила за ней. Дверь тотчас же открылась, и, войдя в вестибюль, они узрели возмущенную Марию Григорьевну. Та, сгибаясь под тяжестью длиннополой ротонды с тремя пелеринами, раздражено ходила из угла в угол, покачивая в такт шагам огромным беретом с аметистовой пряжкой.
– Где вы провалились, голубушки? – сердито спросила она вошедших вместо приветствия. – Я договорилась о визите к Наталье Кирилловне, а вас все нет. Экипаж во дворе, садитесь скорее, а то совсем опоздаем, и она ляжет отдыхать.
– Извините, тетя, просто случилось непредвиденное событие, – отозвалась Софья Алексеевна.
– Все в экипаже расскажешь, поехали, – заторопилась Румянцева и пошла впереди племянницы и внучки к выходу во двор.
Там ожидал запряженный тройкой большой экипаж. Привезенный когда-то из Франции он прослужил, наверное, уже лет тридцать, но по-прежнему выглядел блестящим и ухоженным. На колеса поставили полозья, а кучер и лакей по-зимнему приоделись в толстые шинели. Женщины уселись, и карета повезла их к законодательнице столичных мнений Наталье Кирилловне Загряжской. По дороге графиня успела сообщить тетке о полученном документе и о том, что они с Верой придумали.
Мария Григорьевна сразу же предложила:
– Переезжайте ко мне. Ты и так – моя наследница, а девчонкам я каждой приготовила подарок к свадьбе: Велл – поместье в Полесье, а двум другим дам денег.
– Спасибо, тетя. Но как же мы повиснем камнем на вашей шее?.. Хотя вы даете мне надежду, что мы сможем выдать девочек замуж…
– Что вы говорите, мама? – вмешалась оскорбленная Надин. – Мужчины должны сами добиваться нашей руки, без всяких денег. Я выйду замуж без приданого, обещаю, бабушка может потратить свои деньги на что-нибудь другое.
Раздражение Марии Григорьевны наконец-то выплеснулось наружу:
– Не нужно учить меня жить, – отрезала она, – ты подрасти сначала, а потом станешь нам с матерью советы давать! …Кстати, мы уже подъезжаем. Не болтайте лишнего в присутствии слуг…
