Трунгпа Ринпоче нередко повторял, что мы воспринимаем мир как «проекцию». Этим термином мы воспользовались и в своём переводе «Тибетской книги мёртвых», чтобы подчеркнуть недвойственность видений и созерцающего их человека: все явления бардо — наши проекции. Подразумевалось, что все видения — это проявления нашей собственной природы, исходящие из нашего сознания. Но за годы, минувшие со времени издания этого перевода, я поняла, что слово «проекция», особенно в контексте рассуждений о божествах, нередко вводит читателей в заблуждение. Складывается впечатление, будто имеется в виду нечто ненастоящее, будто сами божества — это всего лишь проекции нашего двойственного сознания. Теперь я предпочитаю употреблять термин «самопроизвольное проявление». Он достаточно двусмыслен для того, чтобы не уложиться в привычные нам двойственные схемы мышления: его можно понимать и как явление божеств из нашего сознания, и как спонтанное самосущее проявление самих божеств.
Проблема возникает из-за того, что творцом проекций мы привыкли считать наше обыденное индивидуальное «эго». Но божества — это манифестации нашей изначальной пробужденной природы, далеко превосходящей всякую индивидуальность. Божества — это универсальные сущности. Когда растворяются плотные элементы и скандхи, обнаруживаются изначально присутствующие внутри нас божества, и происходит это естественно, безо всяких усилий с нашей стороны. Это называется «спонтанным существованием» или «спонтанным присутствием». Божества — это не просто психические явления или образы, творящиеся в ходе медитации. Они суть наша истинная природа, которую мы потеряли из виду за бессчётные жизни блужданий в сансаре. Это не символы, не абстрактные идеи, а сама реальность. Это не идеальные образы просветления, а его живое присутствие. Божества — это то, чем мы являемся в действительности, и они куда более реальны, чем мы в своём нынешнем состоянии.
Описывая опыт «отступления в бардо», Трунгпа Ринпоче поясняет: «Для того чтобы правильно воспринимать эти видения, воспринимающий должен отказаться от опоры на централизованное «эго». Именно из-за опоры на «эго» в данном случае нам приходится медитировать или что-то воспринимать».[130] Это замечание адресовано йогу, практикующему «отступление» и достигшему устойчивого состояния пустоты. Но в бардо мы всё ещё цепляемся за существование «эго» (в противном случае мы просто не пребывали бы в бардо), а потому явления божеств кажутся нам видениями, внешними по отношению к нам. Воспринимая их как нечто отдельное от себя, мы реагируем на них со страстью, агрессией или страхом, и как только мы превращаем их в объекты своих эмоций, они становятся нашими проекциями.
***
За всеми этими явлениями стоит первозданная супружеская чета — Самантабхадра и Самантабхадри Умершему она является лишь после того, как бардо дхарматы развернётся до середины, но ещё в ходе бардо умирания эта пара была определена как истинная сущность сознания. На мандалах бардо её помещают либо в центре, либо в верхней точке. Самантабхадру и Самантабхадри изображают как можно более просто, обнажёнными и без украшений. Они соединены в любовном соитии и сжимают друг друга в объятиях. Тело Самантабхадры окрашено в цвет пространства — тёмно-синий, иногда почти чёрный (синтез всех цветов). Белый цвет тела Самантабхадри символизирует чистоту первозданного состояния; это цвет, ближе всего стоящий к полному отсутствию всякого цвета, к абсолютной прозрачности пустоты. В тексте «Сотни преклонений» эта божественная чета описывается так:
Пред первозданным буддой, чьё тело — неизменный свет,
Пред чистым трансцендентным знанием, отцом всех будд,
Пред цветом неба, восседающим в позе медитации,
Склоняюсь пред Самантабхадрой, дхармакайей.
Пред матерью, рождающей всех будд трёх времён,
Пред белой, словно чистый, незапятнанный хрусталь дхармадхату,
Пред радостно объемлющей отца в великом блаженстве,
Склоняюсь пред Самантабхадри, великой матерью.
В английской переводной литературе сложилась традиция называть дэви супругами будд, но в оригинальных текстах такие пары всегда именуются «отцом и матерью». Это относится не только к Самантабхадре и Самантабхадри, но и ко всем прочим формам мужского и женского начал. Они — родители просветления; от их союза рождается бодхичитта — пробужденное сознание. В своей основе женское начало — это творческая порождающая сила, пространство (дхату), нулевое измерение пустоты (шуньята), из которого рождаются все явления. Эта «материнская» символика наглядно свидетельствует о том, что пустота отнюдь не пассивна или негативна; напротив, это активное состояние бесконечного потенциала.Дополняющий её мужской принцип — это недвойственное трансцендентное знание (джняна), спонтанное рождающееся из открытости пространства, струящееся сквозь неё и пронизывающее всю её насквозь. Интерпретировать союз мужского и женского начал можно по-разному: к примеру, как символ неразрывной связи явлений и пустоты, блаженства и пустоты, относительной и абсолютной истин, знания и пространства, сострадания и пустоты или «искусных средств» и мудрости.
