— В самом деле! А я всегда слышал, будто большинство помешанных принадлежит к слабому полу.
— Вообще да, но не всегда. Несколько времени тому назад здесь было около двадцати семи пациентов, и в том числе не менее восемнадцати женщин; но в последнее время обстоятельства существенно изменились, как вы сами видите.
— Да, существенно изменились, как вы сами видите, — подтвердил господин, оборвавший платье ma'mzelle Лаплас.
— Да, существенно изменились, как вы сами видите, — подхватила хором вся компания.
— Придержите языки! — крикнул хозяин с бешенством. Последовало гробовое молчание, длившееся с минуту. Одна из дам буквально исполнила приказание г-на Мальяра, высунув язык, оказавшийся необычайно длинным, и покорно схватившись за него обеими руками.
— А эта милая дама, — шепнул я г-ну Мальяру, — эта почтенная леди, что сейчас говорила и пела по-петушиному, она совершенно безопасна? Совершенно безопасна?
— Безопасна? — произнес он с непритворным изумлением. — Что… что вы хотите сказать?
— Немножко того? — сказал я, дотронувшись до своего лба. — Но, разумеется, чуть-чуть… ничего опасного, да?
— Mon Dieu! Что это вам пришло в голову? Эта дама, моя давнишняя приятельница, мадам Жуаез, так же здорова, как я сам. Она немножко эксцентрична, но, знаете, все старушки, все очень старые старушки более или менее эксцентричны.
— Конечно, — сказал я, — конечно, а остальные леди и джентльмены…
— Мои друзья и смотрители дома, — перебил г-н Мальяр, выпрямляясь с некоторой hauteur[14], — мои добрые друзья и помощники.
— Как? Все они? — спросил я. — И дамы?
— Разумеется, — отвечал он, — без дам мы бы ничего не могли поделать; это лучшие няньки для сумасшедших. Знаете, они справляются с ними на свой лад; их блестящие глаза производят чудесное действие — чаруют, как глаза змеи, знаете.
— Конечно, — сказал я, — конечно! Они держат себя немножко странно, не правда ли? — немножко чудачки, а? — Вы не находите?
— Странно?.. Чудачки? — Вы в самом деле так думаете? Правда, мы, южане, не охотники до церемоний, — живем в свое удовольствие, пользуемся жизнью и всякого рода увеселениями.
— Конечно, — повторил я, — конечно!
— Кажется, это Clos de Vougeot немножко того, немножко крепко… а, правда?
— Конечно, — сказал я, — конечно. Кстати, monsieur, система, которую вы применяете ныне вместо знаменитой системы поблажки, очень строга?
— Ничуть. Строгое заключение необходимо, но пользование, собственно медицинское пользование, скорее приятно для больных.
— Эта новая система ваше изобретение?
— Не совсем. Частью профессора Дегот, о котором вы, конечно, слышали; а некоторые изменения предложены знаменитым Перье, с которым, если не ошибаюсь, вы связаны тесной дружбой.
— Со стыдом должен признаться, — возразил я, — что в первый слышу имена этих господ.
— Праведное Небо! — воскликнул мой хозяин, откидываясь на спинку кресла и всплеснув руками. — Так ли я вас понял? Неужели вы никогда не слыхали об ученом докторе Дегот и знаменитом профессоре Перье?
— Должен сознаться в моем невежестве, — отвечал я, — но правда прежде всего. Как бы то ни было, мне крайне совестно, что я до сих пор не ознакомился с сочинениями этих, без сомнения, замечательных людей. Я непременно прочту их. Monsieur Мальяр, признаюсь, вы не на шутку, не на шутку сконфузили меня.
Так и было на деле.
— Полноте, мой юный друг, — сказал он ласково, пожимая мне руку, — выпьем-ка лучше по стаканчику сотерна.
Мы выпили. Компания последовала нашему примеру. Снова посыпались шутки, остроты, раздался смех, собеседники проделывали тысячи забавных выходок, скрипки визжали, барабан грохотал, тромбоны ревели, медными голосами, и, по мере того как вино брало верх, сцена становились все безобразнее, превратившись, наконец, в настоящий вертеп. Тем временем, г-н Мальяр и я перед батареей сотерна и кло-де-вужо продолжали разговаривать, крича во всю глотку. Слово, сказанное обыкновенным тоном, было бы так же слышно среди этого гвалта, как голос рыбы со дна Ниагарского водопада.
— Перед обедом вы упоминали, — крикнул я ему в ухо, — об опасностях, связанных с системой поблажки. В чем же собственно опасность?
