— Какая же я глупая! — воскликнула Эрмина. — Я должна была об этом подумать. Но в таком случае Шоган, племянник Талы, возможно, тоже знает, куда увезли Киону.
— Думаю, вряд ли, иначе он направил бы вашего отца. Шоган не задерживается на одном месте больше года. Я наслышан о нем. Он скрывает своего девятилетнего сына от конной полиции, поэтому постоянно меняет стойбище.
— Вы в этом уверены? — перебила его молодая женщина. — Папа сказал мне, что Шоган был один с моей свекровью. Я даже не знала, что у него есть ребенок и жена.
— Я имел в виду стойбище, где живут его женщина и сын, — уточнил Овид. — А также Одина и Аранк — члены его семьи.
— Да, мать и младшая сестра Талы. Обе эти женщины присутствовали при рождении Мукки, моего первенца. Господи, почему нельзя оставить индейцев в покое?
— Их отрезают от их прошлого, от их культурных корней, их образа жизни, и они деградируют, спиваются. Я просто вне себя от ярости!
Эрмина помолчала. Овид совершенно не походил на разгневанного человека. Из этого она сделала вывод, что он скрывает страстную натуру за спокойным лицом и размеренными интонациями. Но его зеленые глаза сияли странной энергией. Она невольно окунулась в этот взгляд цвета весенней листвы.
— Спасибо, что понимаете меня. Как мы будем действовать?
— Нам нужна машина, а лучше две лошади. Автомобиль не проедет по тропинкам.
— Может быть, мотоцикл? — предложила она. — Я могла бы взять его напрокат.
— Вы не умеете ездить верхом?
— Умею! Мой сосед в Валь-Жальбере может одолжить мне Шинука. Это красивая лошадка рыжей масти, с кротким нравом, как у ягненка.
— Замечательно! Хоть я и беден, но лошадь у меня имеется. Нам лучше выехать в среду: мы как раз успеем съездить домой. Мадам, для вас не будет проблемой провести со мной наедине несколько дней? Люди судачат по любому поводу. А если с нами поедет кто-то третий, понадобится еще одна лошадь.
— Мне глубоко плевать на пересуды, — твердо ответила Эрмина. — Моя единственная забота — вырвать малышку Киону из пансиона, пока не будет слишком поздно. Вы сами сказали, что индейских детей истязают, покушаясь на их невинные души и тела. Мне сейчас не до соблюдения приличий.
По ее щекам потекли слезы. Овид вытер их тыльной стороной ладони. На Эрмину было больно смотреть. Ее светлые волосы, еще влажные от дождя, обрамляли красивое лицо, измученное тревогой.
— Не плачьте, — взмолился он. — Я вам уже говорил три года назад: у каждого своя война. Ваш муж уехал в Европу воевать с нацизмом, я предпочитаю действовать здесь, где свирепствует другая форма нетерпимости и беззакония.
Молодая женщина опустила взгляд на янтарный чай, дымящийся в ее чашке. Нежный жест Овида ее взволновал.
— Эти месяцы в Квебеке были такими долгими. Я подписала контракт на две оперетты, но сердце к ним совсем не лежало. Я пела, не испытывая радости, потрясенная смертью одного из моих друзей, Армана Маруа, погибшего на подбитом немецкой торпедой голландском грузовом судне. И думала о Тошане, который плыл через Атлантический океан, постоянно подвергаясь опасности.
Овид Лафлер молча кивнул. Эрмина доверилась ему, словно хотела освободиться от всех своих тревог. Она рассказала и об аресте Мадлен по доносу хозяйки прачечной на улице Сент-Анн.
— Эта женщина, видите ли, решила, что Мадлен — итальянская шпионка. Какая глупость! Выходит, достаточно иметь смуглую кожу и черные волосы, чтобы попасть под подозрение. Меня саму спасло чудо. Один полицейский, похоже, тоже принял меня за шпионку, немецкую разумеется. Но его начальник оказался более покладистым, узнав, что я знаменитая Эрмина Дельбо. Простите меня, я иронизирую. Моя так называемая слава мне ничем не помогла в Робервале, в этом Бюро по делам индейцев.
Она оживилась, описывая ему свою жизнь с Шарлоттой и Мадлен.
— После ужина мы даже не решались выходить на улицу. За это лето я прочла больше книг, чем за всю жизнь. Я покупала французские романы в книжном магазине рядом с Капитолием. Мне очень понравился гонкуровский лауреат[30] прошлого года «Мартовский ветер» Анри Пурра. А также «Ноль и бесконечность»
