Шарлотта, спрятавшись за большой открытой дверью, наблюдала за своим мужем. Она видела, что он широко улыбается их сыну и ласково поглаживает его – так, как он когда-то поглаживал и ее. «Господи, как же я несчастна! – подумала она. – То, что ребенок – от него, ничего не изменило. Людвиг, похоже, не поверил, когда я ему об этом сказала, хотя он и верил всегда в то, что говорит Киона».
Шарлотта покинула свой тайный наблюдательный пункт и стала готовить кофе – напиток, которого она пила чрезмерно много и который еще больше подрывал ее уже и без того расшатанную нервную систему.
«Уж лучше бы у меня случился выкидыш, – подумала она. – Я ведь и не хотела обзаводиться третьим ребенком. Господи, сжалься надо мной! Как бы мне хотелось, чтобы ничего этого не произошло!»
Шарлотта со слезами на глазах стала рыться в карманах куртки Людвига, ища кисет с табаком. Она нашла его во внутреннем кармане, поспешно скрутила папиросу и закурила. Однако легче ей от этого не стало. Перед ее мысленным взором стали появляться в хаотическом порядке сцены из ее жизни, напоминающие о злосчастном развитии событий. Она увидела саму себя сидящей у изголовья кровати своей умирающей матери. Затем она увидела, как в страхе бежит по лесу, удирая от своего отца. «Меня тогда утешила и защитила Мимин, – напомнила она сама себе. – Мимин и мама Лора. Благодаря им я стала зрячей и у меня появилась собственная семья, любовь, нежность. Это вполне нормально, что я предпочитаю жить у себя на родине, в окружении людей, которых люблю еще с детства».
В этот момент в дом вошел Людвиг, оставив Томаса на нижних ступеньках крыльца, где малыш снова принялся играть со своей машинкой.
– Почему ты опять плачешь? – спросил Людвиг.
– Потому что ты изменился. Я прекрасно вижу, что ты меня больше не любишь. Я говорила сама себе, что, если бы мне не было так грустно и одиноко там, в Германии, ничего бы и не произошло. Ты делаешь вид, что простил меня, но это неправда. Ты предпочел бы остаться рядом со своими родственниками и наплевать на мою тоску. А я нуждаюсь в том, чтобы рядом со мной были Мимин, мой брат, мама Лора и папа Жосс!
Людвиг неторопливо налил кофе в свою чашку, тем самым давая себе время подумать. Поведение Шарлотты вызывало у него растерянность.
– Я тебя простил, у тебя не должно быть на этот счет никаких сомнений, – в конце концов сказал он. – Я знаю, что и сам поступал неправильно, и я это признал. Кто сейчас все портит – так это ты. Тебя раздражают наши малыши, ты попрекаешь меня с утра до вечера, притом что я занимаюсь домашним хозяйством, стряпней и прочими делами.
Шарлотта шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороной ладони. Вид у нее был жалкий.
– Даже когда мы жили в лесу, в лагере Шогана, мы с тобой были счастливы, Людвиг. Я тогда вообще ни на что не жаловалась. Мы любили друг друга так сильно! Ты помнишь? Я смазывала свои волосы, как Аранк, и носила одежду из кож. Ночью ты сжимал меня в своих объятиях. Ты меня хотел. Признайся, что сейчас это все уже закончилось. Иногда у меня возникает ощущение, что я рядом с Симоном, сыном Жозефа Маруа. Мы с ним были помолвлены, но он ко мне даже не прикасался. Правда, как-то раз Эрмин объяснила мне, что он гомосексуалист…
– Мне это все известно, и не нужно мне об этом снова рассказывать! – вспылил Людвиг. – Ты беременна, и лишь поэтому я к тебе не прикасаюсь – только и всего!
– Врешь! Я вызываю у тебя отвращение из-за той истории с Венсаном.
Людвиг пожал плечами. Он видел Венсана Милуэна всего лишь раз. Он наткнулся на него перед своим домом в Германии. Этот молодой француз поздоровался с ним и затем – со сконфуженным и виноватым видом – поспешно пошел прочь.
«Это мой сослуживец! – заявила Шарлотта, когда Людвиг спросил ее, кто это такой. – Я пригласила его к нам в дом выпить пива, потому что он подвез меня на своей машине. Он женат на немке. Забавно, не правда ли? Он, как и ты, бывший военнопленный».
Если бы не вмешательство его двоюродного брата Германа, который поведал Людвигу, что Шарлотта и Венсан – любовники, сколько еще времени могла бы продлиться их любовная связь? Вспомнив о тех тяжких днях, когда он, Людвиг, утратил свои иллюзии, молодой немец сердито покачал головой и попытался сконцентрироваться на настоящем.
