Эти слова прозвучали как суровый приговор. Они отразились гулким эхом и в сердце Кионы. Однако окончательным приговором стали слова, произнесенные Эстер, хоть она об этом даже не подозревала.
«Лоранс ни разу ничего не сказала мне с того момента, как мы сюда пришли, – подумала Киона. – Как я ее ни упрашивала, она даже не открыла рта. Когда я попыталась ее обнять, она резко отпихнула меня с бешеным взглядом. Мне показалось, что она готова вцепиться в меня ногтями. Но она не смогла заставить меня выйти из этой комнаты. А о чем она думает, я знаю. Мне нельзя засыпать ни на секунду. Впрочем, сама она уже спит. В этом я уверена».
Киона поднялась и, босоногая, стала бесшумно ходить туда-сюда. В это время года через час-другой уже должно было начать светать. Нужно было всего лишь продержаться до рассвета.
«У кого-то – счастье, а у кого-то – горе, – мысленно сказала себе Киона. – Я сумела излечить душевную боль Эстер, и та теперь уже готова любить и быть любимой, а вот как мне помочь Лоранс – я не знаю. Я так сильно на себя за это злюсь! Я сомневалась, что она испытывает какие-то чувства к Овиду, но они у нее и в самом деле есть – чувства пугающей силы, чувства опасные. Мне хотелось бы сейчас поговорить об этом с Мин. Любая мать должна в этом разбираться. Однако мы с Лорой договорились сохранить все в тайне».
Сдержать это свое обещание и Кионе, и Лоре было очень трудно.
«Не рассказывайте моим родителям о том, что я натворила, – со слезами на глазах попросила Лоранс. – Они, должно быть, не знают, что я люблю Овида и что я еще долго буду его любить. Я и так уже испытала немало стыда! Я не вынесу их взглядов, их поучений и их жалости ко мне. Пообещай мне, бабушка, пообещай мне, Киона! Ты мне это должна, раз ты украла у меня мою маму. Ты значишь для нее больше, чем я, больше, чем все ее дети! И я уверена, что у тебя было видение, что ты знала про Эстер, но ты тем не менее мне ничего не сказала, даже в тот вечер на берегу озера, когда Мукки читал мне мораль».
Поскольку эти обвинения были справедливыми, они очень болезненно кольнули Киону. И вот теперь, чтобы случайно не уснуть и оставаться настороже, она старалась думать именно о них.
«Прости, моя маленькая Лоранс, – прошептала Киона, подходя к кровати. – Ты для меня сестра, и я тебя очень люблю!»
Почувствовав изнеможение, она опустилась на колени и положила голову на край кровати Лоранс. Чувствуя, что уже не может больше бороться со сном, она вытянула руки и обхватила ими тело Лоранс.
Вскоре ей уже начал сниться сон, причем такой хороший, что она даже, продолжая спать, заулыбалась. В этом сне она была ребенком и гуляла в лесу вместе с Талой-волчицей. Ее мать собирала чернику посреди зарослей, освещенных яркими солнечными лучами. Рядом с ней был Шоган, брат Мадлен, который четыре года назад умер от полиомиелита. Он шел впереди них с охотничьим ружьем, висящим на ремне. Тала и Шоган разговаривали на своем родном языке – языке монтанье, – и их мелодичные голоса смешивались с трелями птиц. Затем Кионе приснилось, что она лежит в хижине, сделанной из веток, на мягкой подстилке из шкур животных и кусков разноцветной материи. Тала ласкала ее и обнимала. Ее мать была еще молода и красива. Во всем, что видела Киона в этом замечательном и долгом сне, чувствовались безмятежность и спокойствие.
Эту идиллию нарушил лай собаки. Он раздался совсем рядом с ухом спящей Кионы, и она с оторопелым видом открыла глаза.
– Фокси? – прошептала Киона.
Однако собаки рядом с ней не было. Не было на кровати и Лоранс. Судя по тому, как лежало одеяло, Лоранс поднялась с постели и ушла очень осторожно.
«Нет, нет! Боже мой, уже наступил рассвет».
Киона, чувствуя, как ее охватывает отчаяние, вскочила на ноги. Она снова различила тот же самый лай, но он уже доносился откуда-то издалека и был едва слышным. Она подбежала к одному из окон и раскрыла его. Из этого окна открывался широкий вид на озеро.
«Господи, не дай этому свершиться», – простонала Киона, всматриваясь в поверхность озера и бегущие по ней волны.
Затем она выскочила в коридор и бегом спустилась по лестнице, решив, что не будет поднимать тревогу и всех будить. Она была связана дурацким обещанием держать все в тайне и необходимостью спасти Лоранс в одиночку.
