— Папа, — спросил он, — а ты думаешь, что волки поджидали нас, когда мы играли в снежки?
— Вовсе нет, собаки залаяли бы тогда! — уверил его Тошан. — Волки не злые, сынок! Давай, иди есть. Мама права, вам лучше поскорее лечь в кроватки.
Несмотря на толстые шторы и двойные стены, по полу гулял ледяной ветер. Эрмин охватила дрожь, она просто оцепенела от холода. Она подошла к камину, представляя себе огромное окружающее их пространство, отдающее их на волю безумства стихии. Она почувствовала себя совсем крошечной, уязвимой и снова стала горевать об отъезде мужа.
Они поужинали в молчании. Буря так грохотала, что почти невозможно было говорить. Как только дети поели, Мадлен заторопилась увести их и уложить спать. Тала задержала Киону на несколько минут, чтобы сказать ей что-то на ушко и подбодрить.
— Ты будешь спать с Лоранс и Мари, а я буду рядом.
— Мамочка, я не боюсь! — тихо ответила малышка. — Совсем не боюсь.
Киона высвободилась из объятий матери и потянулась к Эрмин, чтобы та ее поцеловала. Растроганная Эрмин взяла ее на руки.
— Я отнесу тебя в кроватку, миленькая моя! — нежно сказала она.
Прижимая девочку к себе, она всегда испытывала тихую радость. Но по дороге в комнату Киона прошептала:
— Ты довольна, Мимин?
— Да, конечно, довольна, что я с тобой, — ответила она, несколько растерявшись.
— Завтра будут печь оладьи! — добавила эта необычная девочка.
Молодая женщина нахмурилась. Кажется, эти слова означали, что завтрашний отъезд не состоится. Разумеется, никто, кроме нее, не придал бы значения этим словам ребенка.
— Возможно, ты права, — рискнула заметить Эрмин с легкой улыбкой.
Вторник, 5 декабря 1939 г.
Киона не ошиблась. Тошану пришлось отложить поездку, поскольку буря разбушевалась еще сильнее. Мадлен напекла оладий, и все с радостью воспользовались передышкой, которую устроила им разыгравшаяся стихия. Но это изменило планы будущего солдата. Он объяснял это во вторник утром Тале:
— Мама, я уеду сегодня один на санях. Уже не опасно, метель почти прекратилась. А ты отправишься в путь с Эрмин и детьми. Пьер Тибо сумеет разместить всех вас в своем автомобиле на гусеничном ходу. Я возьму с собой самый большой чемодан жены. Оставлю его на постоялом дворе, где ты будешь жить. Ты по-прежнему хочешь провести зиму в Робервале?
— Да, сынок, — отрезала индианка.
Наконец настал момент прощания, которого так боялась молодая чета. Тошан увлек Эрмин в их спальню для последнего разговора наедине. Она была настолько взволнована, что не смогла сдержать рыданий. Полный жалости, он притянул ее к себе.
— Дорогая моя, я обрекаю тебя на такую жертву! Мама права, ничто не заставляло меня идти добровольцем. У меня жена и трое детей. Лучшее объяснение моего поступка — мое собственное решение. Я должен защищать то, что мне дорого. Ты помнишь, как презрительно твой опекун, Жозеф Маруа, относился ко мне десять лет назад? Это было в сахароварне на холмах Валь-Жальбера. Для него я был всего лишь мерзким индейцем, подозрительным типом, который замышляет что-то исподтишка, даже несмотря на то, что я был крещен и носил имя своего отца.
— Но он изменил отношение к тебе с тех пор, — перебила его Эрмин. — Люди поначалу не доверяют, а потом, когда лучше узнают человека, отдают ему должное.
— Отдают должное! — внезапно взорвался он. — Как твой отец! Его не мучили моральные принципы, когда он спал с моей матерью. Она ведь всего лишь индианка. Хочу доказать всем, что у метиса не меньше мужества, чем у белого, что он не боится сражаться.
Она покорно кивнула, хотя в глубине души считала, что он преувеличивает. Никто в округе не сомневался в моральных качествах Тошана Клемана Дельбо.
— Действуй, как подсказывает тебе совесть, — наконец сказала она. — Я буду ждать тебя. И не волнуйся о нас. В Робервале Тала будет в безопасности. Я смогу навещать ее очень часто, я обещала ей. Она ни в чем не будет нуждаться.
Тошан горячо поцеловал ее.
— Будь стойкой, родная! Я каждый день, каждый вечер буду думать о тебе.
Эрмин согласно кивнула, силясь улыбнуться. Она ополоснула лицо в ванной, потом вышла проводить мужа на крыльцо. Там она проявила невиданное мужество, стараясь не пугать детей слезами и причитаниями.