Руйяк, конная ярмарка, понедельник, 27 марта 1905 года
На ярмарочное поле в Руйяке Жюстен Ларош приехал ранним утром, чтобы не спеша осмотреть всех выставленных на продажу лошадок. Проводить конную ярмарку 27 числа каждого месяца в этом крупном поселке, соседствующем с Гервилем, было давней традицией, и Жюстен ни одной не пропускал.
И всеми уважаемые коннозаводчики, и менее скрупулезные барышники приветствовали его почтительными поклонами. Он улыбался в ответ, но разговоров не заводил — потом, если животное ему приглянется.
Неподалеку расположился рынок. Молодые торговки, сидя у своих прилавков, нет-нет да и посматривали на этого красивого молодого мужчину, белокурого и черноглазого. В штанах для верховой езды хорошего покроя, приталенной твидовой куртке и рыжих кожаных сапогах вид у него был весьма щеголеватый.
— Доброго вам дня, мсье Ларош! — окликнул его высокий рыжеволосый детина. — Вот, продаю мула-двухлетку. Сильный, как бычок! Самое то, чтобы ходить по междурядью на виноградниках.
— Спасибо, Ансельм, но до сбора урожая далеко. К концу лета я решу.
— Что ж, подождем!
Белая кобылка с серебристо-серой гривой ему особенно понравилась. Жюстен подошел, погладил, посмотрел зубы — и все это под терпеливым присмотром владельца. На этой ярмарке впустую болтать было не принято, как и торопить сделку.
Получив ответы на пару стандартных вопросов, Жюстен пообещал вернуться. Теперь он направлялся туда, где торговали овощами, домашней птицей. Здесь с ним тоже все здоровались. Еще бы! Кто не знает нового управляющего винодельней Лароша и всего поместья?
В округе до сих пор недоумевали, с чего это вдруг Гуго Ларош объявил себя отцом этого видного парня, который уже два года его законный наследник. В деревне слухи расходятся быстро, и тот факт, что этот свалившийся с неба сын управлял всем в Гервиле задолго до усыновления, был широко известен.
— День добрый, мсье Ларош! — послышался певучий звонкий голосок.
Жюстен как раз шел между прилавками, где торговали овощами.
— Добрый и тебе, Фелиси! Что хорошего предложишь сегодня? — спросил он у очень симпатичной девушки, чьи белокурые вьющиеся волосы покрывал белый льняной чепец.
— Красная капуста хороша, — кокетливо улыбнулась Фелиси. — И редис не хуже!
— Отложи мне три вилка капусты, ближе к полудню пришлю за ней конюха. И прибавь по два пучка редиса и морковки. Наш садовник никак не может вырастить столько, чтобы хватало лошадям. Им овощи на пользу.
— И не стыдно вам кормить лошадей морковкой? Я знаю людей, которым есть нечего, — насмешливо откликнулась девушка.
Из внутреннего кармана куртки Жюстен вынул пачку банковских билетов, два подал белокурой торговке: и посмотреть на нее приятно, и улыбка хороша.
— Тут хватит на половину твоего товара. Им и отдашь! — серьезно сказал он.
— Шутите?
— Нет. До скорого, Фелиси!
Еще какое-то время Жюстен бродил по ярмарке, разглядывая уток, гусей и кроликов в деревянных ящиках с решеткой спереди. Своим реваншем он наслаждался ежесекундно, день за днем, но глубинного удовлетворения все не было. Ларош дал ему доверенность на пользование банковским счетом, и это вдобавок к ежемесячной ренте, оформленной нотариусом.
— Дамы, простите за беспокойство! — сказал он, прокладывая себе путь через стайку женщин, столпившихся вокруг уличного разносчика, который расхваливал травяной бальзам.
Одна из женщин отступила, давая ему пройти, потом оглянулась, и Жюстен узнал Ивонн Дюкен. Смутился, но все же решил, что надо поздороваться и спросить, как дела.
— Жюстен! — удивилась женщина. — Надо же! Я дважды в год выбираюсь в Руйяк — и такая встреча!
— Здравствуйте, мадам! — неуверенно отвечал Жюстен. — Надеюсь, мсье Антуан в добром здравии? Ваш муж, дети?
Сказано это было с заминкой, которая не укрылась от Ивонн. Жюстен, со своей стороны, отметил, что она выглядит очень грустной, осунувшейся. Неужели несчастье в семье?
— Пройдемся немного? — предложила жена мельника своим приятным, тихим голосом. — Пьер и сыновья здоровы. Со свекром тоже все было хорошо, но всю прошлую неделю он проболел.
— Что-то серьезное? — всполошился Жюстен, неожиданно для себя осознав, что питает к старику не только уважение, но и привязанность.