«Ма, па… Вы любите меня, и я должна вас простить во имя этой любви. Думаю, я буду по вас скучать».
Над океаном парили чайки. Элизабет вздрагивала от каждого их хриплого крика. На верхней палубе, отведенной для пассажиров первого класса, она была не одна. Неподалеку, тепло одетые, разговаривали и смеялись мужчина и женщина. Тут же прогуливались несколько элегантных господ, у одного была подзорная труба, которую он то и дело направлял на удаляющийся берег.
На корабле Элизабет получила уже несколько приветственных кивков от других пассажиров и отвечала тем же, понимая, какое производит впечатление: красивая, в нарядной одежде, которую может себе позволить только дочь богачей.
- Мадемуазель, вот вы где!
Бонни погладила ее по плечу, стараясь не смотреть на пенящуюся внизу, у борта, воду. Она была бледна как простыня.
- Я распаковала ваш чемодан, достала несессер, - запинаясь, промямлила она. - У меня внутри все переворачивается, так что пойду прилягу! И вам бы лучше вернуться в свою каюту. Роскошь неимоверная! Хозяин не поскупился: есть и маленькая гостиная, и личный кабинет, а моя кровать стоит в уголке.
- Побуду еще немножко на воздухе, Бонни. Тебе не здоровится, так что отдыхай! В открытом море, возможно, качка еще усилится.
- Господи, как будто этого мало! - посетовала гувернантка. - Если вдруг кто-то из господ начнет вам докучать, немедленно возвращайтесь!
Элизабет, иронически улыбнувшись, отвечала:
- Не тревожься, Бонни, здесь мы в приличном обществе.
И я вполне способна отвадить любого краснобая!
- Все девушки так говорят, - буркнула Бонни, но все-таки развернулась и поплелась в сторону коридора.
Радуясь, что снова одна, девушка поправила платок из китайского шелка, удерживающий ее шляпку, повернулась спиной к Америке, которая почти скрылась из виду, и посмотрела вверх, на бескрайнее, серое с перламутром небо.
«Почему мне так грустно? - спросила она себя. - Мне так хотелось снова увидеться с Ричардом, но он сдержал слово, так что напрасно я поджидала его на катке три утра подряд, он не пришел».
Детектив между тем подвел итог многолетней работы на Гуго Лароша. Телеграмму доставили в замок Гервиль в субботу, 2 января, в десять утра. Ларош ответил, но уже по адресу Вулвортов, и в качестве адресата была указана Элизабет Дюкен. Она получила телеграмму деда в понедельник, 4 января, и вскоре выучила текст наизусть: «Наконец наши мольбы услышаны. С нетерпением ждем возвращения на французскую землю. Любящие тебя дедушка и бабушка».
На берегу реки Шаранта, в тот же день
Адела Ларош подхлестывала кобылку, которая, как ей казалось, бежала недостаточно резво. Шел сильный дождь, все вокруг выглядело серым. Река, напитанная осенними ненастьями, гудела в своих берегах, щетинящихся камышом и вербами. Никогда еще дорога до мельницы не казалась владелице замка такой длинной и трудной. Она даже привстала от нетерпения, стискивая пальцами поводья, и с лица ее не сходила улыбка человека, который никак не может поверить своему счастью.
Под колесами экипажа плескалась грязная жижа, откидной верх ежесекундно хлопал на ветру, что ужасно раздражало, но ничто не удержало бы Аделу от этой поездки.
В окно мельницы Пьер Дюкен увидел, как экипаж Ларошей с опасной скоростью въезжает во двор, и отправил брата Жана встречать гостью.
- Лошадь сразу же отведи в сарай! Иначе, распаренная, в такой холод она заболеет, - посоветовал он. - Думаю, что-то случилось… А, мадам Ларош бежит к дому!
Жан перекрестился, опасаясь несчастья, потом выбежал на улицу и схватил лошадь за уздечку.
- Хозяйка совсем тебя не жалеет, - тихо проговорил он.
Адела к этому времени уже ворвалась в самую просторную комнату в доме. Антуан Дюкен грелся у огня, как и в день ее предыдущего посещения.
- Антуан! - вскричала женщина. - Случилось чудо! Я не смогла приехать ни в воскресенье, ни вчера, но больше ждать я просто не могу. Элизабет жива, и сегодня она уже села на пароход, который плывет в Гавр! Она едет домой!
Задыхаясь от волнения, она помогла старику Дюкену подняться. Он, потрясенный услышанным, не сводил с нее глаз, не зная, смеяться ему или плакать от радости.
