- Печально, - сказала Элизабет. - Я склоняюсь к выводу, что жизнь у эмигрантов редко складывается так, как они мечтают, когда плывут через океан.
Леа, мне пора! Я смогу навещать вас?
- Не просто сможете, вы обязаны! - пошутила итальянка. - Батист будет с нетерпением ждать знакомства с вами. Приезжайте к нам обедать послезавтра, первого января. Это выходной.
- Еще один, последний на сегодня вопрос. Вы говорите, что мой дед, Гуго Ларош, к вам приезжал. Как он себя вел? В детстве я его жутко боялась.
- Поначалу он и на меня нагнал страха… Очень элегантный господин, из тех, что на всех смотрят свысока. Но ощущалось, что он очень несчастный. Лишился единственной дочери и, приехав к нам, узнал, что зять его, по всей вероятности, убит, а внучка пропала. Сначала он разозлился, но скоро гнев утих. Мистер Ларош очень тревожился о вас, я это почувствовала. С тех пор он надеется вас разыскать.
Взволнованная до глубины души, Элизабет встала, надела курточку и перчатки. Ее обида на Вулвортов, слегка угасшая, обрела новую силу.
- Сейчас, когда я знаю, что дед побывал тут, у вас, Леа, мне уже совершенно не хочется ехать домой. Само слово «дом» звучит фальшиво, так же, как «ма» и «па», - мне стало трудно так обращаться к Эдварду и Мейбл. Они обязаны были, несмотря ни на что, отвести меня в гостиницу «Челси», чтобы утешить старика, который нуждался во мне, своей внучке! Я их ненавижу!
Леа предпочла промолчать. Она потянулась к Элизабет, и та ее порывисто обняла.
- Будьте сильной, дитя мое, - шепнула она девушке на ухо. - И обязательно приезжайте в гости!
Дакота-билдинг, четверг, 31 декабря 1896 года
Праздничный прием в доме Вулвортов удался. Мейбл, в великолепном платье из зеленого бархата с бежевой кружевной отделкой, изящно лавировала между гостями под меланхолическим взором супруга.
Все было предусмотрено, всего было вдоволь - и французского шампанского, и изысканных кушаний на фуршетном столе: черной икры, копченой семги, омаров и заливного из птицы. Бонни, которой наняли помощника, бдительно следила за порядком.
Просторная гостиная выглядела особенно нарядно в электрическом свете люстр с хрустальными подвесками. Сверкали роскошные драгоценности дам - все эти бриллианты, рубины и отборные жемчуга. Гости соперничали в элегантности, разговаривая громче обычного и самодовольно улыбаясь.
- Кто-то испортил вам настроение, дядюшка Эдвард? - тихо спросила Перл у хозяина дома, присаживаясь на подлокотник его кресла.
- Нет, милая моя племянница. Проблемы, которые нужно решать, а я что-то подустал.
- Кажется, проблемы одолевают не только вас, но и Лисбет, - с иезуитской издевкой заметила девушка. - Как можно быть такой красавицей и дуться? На ней сегодня чудесное платье, просто загляденье!
Перл ревнивым взглядом окинула изящную фигурку кузины. Наряд у той и правда был очень красивый. Мейбл подарила ей его этим утром, но не получила даже улыбки, только едва слышное сухое «спасибо».
- Единственное в своем роде. Я заказал его в Лондоне, - сказал Эдвард Вулворт.
Элизабет посмотрела в их сторону, словно непостижимым образом почувствовав, что речь идет о ней. Лиф ее бледно-розового шелкового платья, плотно облегавший грудь и тонкую талию, был усыпан стразами, а широкую юбку украшала вышивка блестящими нитями. Декольте в форме латинской буквы «V» открывало округлые перламутрово-белые плечи и верх груди.
Ярко-каштановые волосы контрастировали с молочной кожей.
- Принцесса из Дакота-билдинг, - иронично проговорила Перл, подавляя вздох. У нее грудь была плоская, а волосы - жесткими и прямыми.
- Ты очаровательная молодая леди и, в отличие от некоторых, получаешь удовольствие от происходящего, - прозорливо заметил Вулворт.
- Ваша правда, дядюшка Эдвард. И я рассчитываю потанцевать с вами, как только пианист сядет за инструмент.
Перл удалилась, широко улыбаясь всем, мимо кого проходила, кавалерам и дамам. Эдвард тоже встал и подошел к Мейбл, которая стояла у окна.
- Лисбет могла бы хоть немного постараться, - вполголоса посетовал он.
- О нет, своей холодностью, если не сказать враждебностью она нас наказывает. Я уж подумала было, что она готова нас простить, но тут она неожиданно встречает эту женщину, Леа Рамбер! Дальше - хуже. Ты слышал, что она говорила тем вечером, когда вернулась одна, без сопровождения. А ведь было уже темно! Заявила, что это по нашей вине ее дед так страдал и что она бы предпочла жить с ним, в родовом поместье, и все прочие обвинения!
