Голос ее сорвался, потому что она с трудом сдерживала рыдания. Леа смягчилась, взяла ее за руку.
- Я вас понимаю, бедная моя девочка. Мы с мужем тоже не могли без сожаления думать о вашей горькой судьбе. Поэтому-то я вас всюду и разыскивала, хотела, чтобы вы хотя бы вернулись во Францию, к деду и бабке.
Простите, если своей резкостью я вас задела. Не умею притворяться!
- Искренность - это лучшее утешение. И вы правильно сделали, что меня встряхнули. Многим сиротам приходится несладко: их обижают, они терпят нужду во всех ее проявлениях. Меня Господь от этого уберег, и я не устаю его за это благодарить, Леа.
- Mia povera piccola[38], - прошептала женщина на родном языке. - Время позднее, и ваши родители наверняка уже начали тревожиться. А я ведь еще не рассказала, как ко мне попал медальон вашей матушки.
- Я поеду домой на фиакре. Пожалуйста, расскажите поскорее! Для меня это такое утешение - что я могу его потрогать, что он снова мой.
- Это странная история, - начала Леа. - Миранды у нас еще не было, моя мама сидела с Тони, а я сразу же, как только смогла, пошла работать - притом что Батист неплохо получал на стройках. В тот раз меня взяли на работу в большую прачечную, в двух остановках на трамвае отсюда, сроком на два месяца. Нас было человек десять, все женщины. При помощи специальных машин мы стирали, выполаскивали, отжимали горы простыней и другого белья, поступавших из соседних отелей. Одну женщину звали Колетт, и я сразу ее вспомнила. Это ее я расспрашивала на следующий день после вашего с отцом исчезновения. Но когда я ей про это напомнила, эта дама все отрицала и даже начала кричать, что сроду меня не видела.
Леа умолкла, отпила глоток воды, прислушалась, не шумят ли в соседней комнате дети, и, волнуясь, продолжила свой рассказ:
- Колетт была француженка, поэтому разговаривать на родном языке могла только со мной. Целыми днями она жаловалась. Муж у нее ушел к какой-то ирландке, старший сын, Леонар, воровал с прилавков.
Элизабет на мгновение закрыла глаза. Сцена из прошлого предстала перед ней во всех деталях, стоило ей услышать имя Леонар.
- Я его помню! - воскликнула девушка. - В тот вечер, когда мы шли к вам с единственным кожаным саквояжем, потому что другого багажа у нас не было, Леонар бросил папе яблоко и крикнул: «Для Лисбет!» У него был младший брат, Поль.
- Колетт оставляла младшего с соседкой и без конца жаловалась на нее тоже - мол, она плохо кормит ее сына. Я, конечно, сочувствовала ей. Но я быстро поняла, что Коко, как она себя называла, пропивает свое жалованье и давно все пустила на самотек. Часто она, плача, заявляла, что вернется во Францию.
- Она сняла цепочку с медальоном, когда меня причесывала. Я была робкая, боязливая и не посмела попросить свою вещь обратно, а папе она заявила, что я его, ясное дело, потеряла.
- Наверное, ее мучила совесть, потому что она так от него и не избавилась и даже носила на шее, - сказала Леа. - Однажды утром я ей и говорю: «Какой у вас красивый медальон!», а она, подмигивая, отвечает: «Если настанут черные дни, будет что продать!» Но получилось по-другому. Примерно через неделю в прачечной произошел несчастный случай. Крепления на одной сушке ослабли, никто так и не понял почему, и сорвался стальной валок, убив одну женщину и тяжело ранив другую. Этой второй и была Колетт. У нее была травма черепа и позвоночника.
- Господи, какой ужас!
- Наверное, сушка сломалась, - предположила Леа. - Несчастная Колетт несколько дней умирала в больнице. Мне было ее жалко, я пошла ее навестить. Опийная настойка облегчала ее страдания, так что она смогла мне кое-что сказать - попросила продать этот золотой медальон, а деньги передать сыновьям. Я согласилась и пообещала, насколько это возможно, позаботиться о ее мальчиках. Надпись на медальоне я увидела, как только он попал мне в руки. Только представьте! «Катрин Дюкен»! Я не поверила своим глазам. Правды добиться мне не составило труда. Колетт призналась, что украла у вас медальон.
- И что же было потом? - спросила Элизабет. - Что стало с ее детьми?
- Когда я все рассказала Батисту, он решил сохранить украшение. Колетт вскоре умерла. Батист дал немного денег Леонару, и тот моментально пропал, а Поля поместили в приют. На сиротском поезде, вместе с другими мальчиками, его отправили на Запад.
