Элизабет только теперь поняла, почему она так редко покидала апартаменты Вулвортов в Дакота-билдинг. Оправдания Мейбл она сочла возмутительными, они лишь усилили гнев девушки.
- Вы не имели права так поступать! - воскликнула она. - Нужно было встретиться с моим дедом, рассказать ему, что я жива. Возможно, я и боялась его в детстве, но ведь он забрал бы меня домой, во Францию! Там у меня был еще один дед, мой любимый дедушка Туан. Я вспомнила его лицо, его ласковый взгляд и наш с родителями дом на берегу речки. И я никогда вас не прощу! Никогда! Самым худшим для меня было бы узнать однажды, что после ограбления папа попал в больницу и надеялся меня разыскать. Можете вы представить его боль, его горе? Я единственное, что у него осталось!
- Не накручивай себя, Лисбет, - осадил ее приемный отец. - Я навел справки и по этому вопросу тоже. Тело твоего отца выловили из Гудзона - это официальная версия.
У Элизабет вырвался стон отчаяния. Теперь она чувствовала себя ближе к своей настоящей семье, и десять лет, прожитые у Вулвортов, представлялись жалким маскарадом.
- Как могу я быть уверена, что это действительно был мой отец? - с горечью спросила она. - Вы твердо решили оставить меня у себя, и вам было выгодно считать, что Гийом Дюкен мертв.
Сегодняшний вечер для меня - настоящая пытка, и все из-за вас! Да-да, из-за вас! Вы практически выкрали меня, спрятали от всех, заточили здесь!
Она немного помолчала, а потом выдохнула:
- Я была игрушкой, и больше ничем!
Обвинение потрясло супругов, для которых гнев и яростные упреки Элизабет и без того стали большим испытанием.
- Нет, милая, ты преувеличиваешь! - плача, воскликнула Мейбл. - Мы, конечно, не святые, но ты была нашей любимой дочкой, а не игрушкой!
- Ты слишком жестока к нам. - Эдвард вздохнул, пожимая руку жены и тем самым надеясь ее успокоить. - Лисбет, твоя правда, в некотором роде мы украли тебя у твоих кровных родственников, тем самым нарушив закон. Но подумай сама, была бы ты так уж счастлива во Франции, лишившись родителей? Мы же заботились о тебе, оберегали, и все это - из любви. Слышишь, из любви! Ты судишь нас очень строго, как это свойственно юности, но если бы тебе было шесть лет, так бы ты чувствовала и поступала?
Аргумент достиг цели. У Элизабет хватило честности и здравомыслия оценить ситуацию с этой точки зрения.
«Бросилась бы я на шею деду, отцу матери? Сомневаюсь. Я была маленькая, и Мейбл окружила меня такой любовью и нежностью, что мне было бы очень грустно с ней расставаться».
Невзирая на обиду, приходилось признать, что мистер Вулворт прав. Почувствовав в ней слабину, он продолжил:
- Мы решили все тебе рассказать на это Рождество. А сегодня вечером, после ужина, Питер Форд должен был передать мне официальные бумаги. Я представить не мог, что ты так рассердишься. Вот и сейчас этот презрительный взгляд! Ты словно нас никогда и не любила, Лисбет, никогда не называла нас «ма» и «па»! Не знаю, что обо всем этом и думать.
- И я тоже не знаю, - сказала Элизабет, как будто окончательно успокоившись. - Но я обязательно напишу моим бабке и деду во Францию, в замок Гервиль. Это название я вспомнила сегодня, вместе со многими другими вещами.
Мои родственники имеют право знать, что я жива, и прислать мне весточку обо всех тех, к кому я была так привязана в детстве.
Последние слова болью отозвались в сердце девушки. Элизабет подумала о старом мельнике, дедушке Туане, старике с волосами цвета снега, с ковыляющей походкой, особенно в дождливые дни. За эти годы он ведь тоже мог умереть…
- В замок Гервиль? - всхлипывая и утирая нос белым платочком, повторила Мейбл. - Так этот Гуго Ларош богат?
- Судя по всему, да, дорогая, - отрезал Эдвард. - Он останавливался в «Челси», одной из самых роскошных гостиниц Манхэттена.
- Ну конечно! И пообещал крупное вознаграждение! Как глупо с моей стороны забыть об этом, - упрекнула она себя. - Лисбет, умоляю, улыбнись мне или скажи, что ты меня прощаешь. Вина в большей степени лежит на мне, нежели на твоем отце. Я сходила с ума при одной мысли, что тебя у нас заберут, поверь мне, милая!
