Мейбл нахмурилась, не веря своим ушам. Она справедливо полагала, что в Нью-Йорке много тысяч пуговиц и все разные.
- А что думает Джек? - спросила она. - Ты всегда говоришь, что у твоего секретаря на все есть ответ.
- Джек перевернет небо и землю, лишь бы мне угодить. И ты права, у него появилась идея. Он выяснил, что, судя по пуговицам, этот человек - член братства компаньонов-подмастерьев, древнего сообщества французских мастеровых.
- Бог мой! Наверное, это и есть отец нашей крошки! Эдвард, не станем искать дальше! Она сирота. Я не хочу ее потерять. Я так ее люблю и так счастлива! Мне отказано в радостях материнства, хотя я всегда страстно этого желала.
- Мейбл, я с удовольствием ее оставлю и удочерю, если получится. Но речь идет о ребенке эмигрантов, и у нее наверняка остались родственники во Франции. Значит, есть и фамилия. Когда Элизабет расскажет нам больше о себе, останется только проверить журналы в Центре приема эмигрантов в Касл-Клинтон…
- Нет! - перебила она супруга, приложив пальчик к его губам. - Умоляю, ни слова больше. Франция - на другой стороне океана. И только бедняки покидают родину и ищут лучшей жизни тут, в Америке. Мы можем сделать так, чтобы ее жизнь была прекрасна. Эдвард, нужно удочерить девочку как можно скорее.
- Я думаю об этом, Мейбл. И сделаю все от меня зависящее, лишь бы ты была так же весела и красива, как сейчас. Обещаю, никто не отнимет у тебя Лисбет.
Супруги обменялись нежными поцелуями. Они чувствовали себя непобедимыми, зная, что любовь их лишь окрепнет, если у них появится дитя, которое можно любить и баловать.
В доме Батиста и Леа Рамбер, суббота, 27 ноября 1886 года
В Нью-Йорке пошел снег. Леа смотрела на легкие пушистые хлопья, стоя с ребенком у окна.
- Скоро все в городе станет белым, мой Тони! - нараспев проговорила она. - И мамочка не сможет вывозить тебя на прогулку.
Батист наблюдал за женой и сыном. Сегодня он ушел со стройки в полдень и рассчитывал все время до понедельника провести с семьей. Завтра, если на тротуарах не будет слишком скользко, они пойдут на мессу… Когда кто-то постучал в дверь, он досадливо поморщился.
- И тут покоя нет! - буркнул себе под нос Батист, но жена только улыбнулась.
Он приоткрыл одну створку двери и с изумлением уставился на высокого мужчину с седеющими висками, очень элегантного в своем длинном приталенном пальто из черного шерстяного драпа и цилиндре.
- Мсье, вы, наверное, ошиблись адресом! - выпалил он.
Представители высшего общества никогда не забредали в такие дома, как этот, так что Батисту было чему удивляться.
- Это вы Батист Рамбер? Мне дали ваш адрес в конторе вашего предприятия.
Незнакомец изъяснялся на безукоризненном французском. Его изможденное лицо и холодный взгляд не произвели на компаньона-плотника благоприятного впечатления.
- Да, мсье, входите! Стоять на лестничной площадке холодно.
- Благодарю. Я Гуго Ларош, тесть Гийома Дюкена.
- О боже! - выдохнул Батист.
Леа побежала укладывать малыша. Она дала сыну дешевую погремушку, чтобы ему было нескучно.
- Присаживайтесь, мсье! - предложила она.
Ларош обвел комнату мрачным взглядом. Квартира маленькая, чистенькая, все прибрано, но по тесноте, по многим деталям обстановки сразу становилось ясно: семья живет в бедности.
- Приятно встретить соотечественников, - счел он нужным заметить, чтобы не выглядеть совсем уж невежливым. - Я прибыл в Нью-Йорк позавчера, после мучительного плавания на борту «Бретани», парохода, который был спущен на воду в том же году, что и «Шампань» - это проклятое судно, само название которого мне невыносимо произносить. На нем в октябре отплыли, на мое несчастье, Гийом Дюкен, мой зять, моя дочь Катрин и их девочка, Элизабет.
Батист кивнул. Леа поставила для гостя стул, и тот сказал усталым тоном:
- Вы, наверное, уже догадались о причине моего приезда?
- Я понимаю, что привело вас в Нью-Йорк, но в наш дом - не совсем, - отвечал Батист.
- Я объясню в нескольких словах. Три недели назад я отправил зятю три телеграммы, и он не ответил. Я знаю, что такой обмен посланиями стоит дорого, но супруга тайком от меня передала нашей дочери накануне отъезда некую сумму, так что Гийом мог себе это позволить, а я был бы в курсе новостей. Смерть Катрин стала для нас с женой тяжелейшим ударом, и мы тревожились о внучке, Элизабет. Прошу, дайте мне воды! Это все от волнения…
