А вон и полицейские! Двое! Легки на помине! Идем!
Элизабет рассудила так: дрессировщика она боится, оказаться взаперти в приюте не хочет. К тому же папа наверняка будет ее искать.
- Куда ты, дурочка? - воскликнул Альфон Сютра, когда она развернулась и со всей быстротой, на какую только были способны ее маленькие ножки, побежала прочь.
От вина, разбавленного водой, у Элизабет слегка закружилась голова. В правой руке она все еще держала кусочек хлеба. И никогда, никогда в жизни она не бегала так быстро…
Вскоре на холме она увидела замок[21] - красивый, как из сказки. Он очень отличался от замка Гервиль, но Элизабет решила, что там она и спрячется, если, конечно, успеет до него добежать. Срезать путь можно было через просторную лужайку, что она и сделала.
С ближнего моста как раз скатилась коляска, запряженная вороной лошадью. У лошади, скачущей крупной рысью, на морде были шоры, поэтому ребенка она не заметила и на полном скаку сбила с ног.
Послышался истеричный женский крик. Слишком поздно: одно из четырех колес экипажа уже прокатилось по неподвижному телу Элизабет.
Дакота-билдинг, спустя час
Эдвард Вулворт мерил шагами гостиную в роскошных апартаментах на четвертом этаже Дакота-билдинг, в которых они с супругой проживали вот уже год.
По уверениям покойного отца, богатого нью-йоркского банкира, тот факт, что ты живешь в этом великолепном доме новейшей постройки[22], на архитектуру которого оказали влияние готический стиль и замки Возрождения, будет должным образом впечатлять клиентуру. Его жена Мейбл очень радовалась переезду, тем более что их соседом какое-то время был сам Чайковский[23], великий русский композитор.
Эдвард в свои тридцать восемь успешно торговал зерновыми и хлопком, а также спекулировал на бирже. Он как раз раскурил сигару, но тут же положил ее на бортик хрустальной пепельницы - в комнату вошел доктор.
- Насколько все серьезно, доктор? - спросил он. - Я хотел отвезти девочку в больницу, но Мейбл предпочла, чтобы она осталась у нас. Я последую любой вашей рекомендации.
- Дорогой Эдвард, не волнуйтесь, ребенок будет жить. У нее перелом левой ноги, я сделал все необходимое, и в таком возрасте кости срастаются быстро. Еще у нее легкая контузия. Только травма головы может повлечь какие-либо осложнения. Я дал девочке ложку опийной настойки для обезболивания. Поскольку она бродила по Сентрал-парку в такой ранний час, в грязной одежде, неприбранная, думаю, это сирота. Господи, на улицах их столько! И становится все больше и больше в связи с постоянным притоком эмигрантов.
- Соглашусь с вами, это вполне вероятно. Однако в любом случае я вынужден навести справки. Как только она сможет говорить, мы сделаем все необходимое, исключительно в ее интересах. А пока, и вы догадываетесь о причине, Мейбл предпочла оставить девочку у нас, в тепле и безопасности.
- Я понимаю, Эдвард. В таком случае лечение может быть продолжено. Вечером я зайду еще, чтобы ее осмотреть.
- Джон, могу я попросить вас сохранить это прискорбное происшествие в тайне?
- Конечно. Крохе очень повезло, она могла умереть на месте. Говорю вам это как друг, Эдвард.
Слова доктора несколько озадачили Вулворта. Он с огорченным видом кивнул, пожимая ему руку.
Элизабет, если б только она была в сознании, не поняла бы из разговора ни слова, ведь велся он на английском языке, с теми грамматическими особенностями, которые со временем определят своеобразие его американского варианта. Женщина, которая склонилась над ее кроватью, шептала ласковые слова, которых девочка тоже не слышала.
- Бедная крошка, у тебя ножка болит! И все по нашей вине! Не бойся, мы как следует о тебе позаботимся.
Мейбл Вулворт ласково коснулась рукой лба девочки. Она до сих пор не решилась раздеть и обмыть это дитя улиц, испытывая легкое отвращение при виде ее грязных пальчиков и черных полосок под ногтями, торчащих паклей волос. Одежда девочки дурно пахла, ноги тоже.
- А ведь ты очень хорошенькая! - продолжала она. - Эдвард говорит, у тебя ярко-голубые глаза. Ты их чуть приоткрыла, когда он поднимал тебя с земли.
С губ миниатюрной Мейбл сорвался печальный вздох: к тридцати годам у нее случилось уже четыре выкидыша. Наконец родилась девочка, на месяц раньше срока, и умерла через несколько часов. И сейчас ее сердце, преисполненное материнской любви, трепетало при виде чудесного ребенка, буквально ниспосланного ей судьбой.