- Мадам просила вас разыскать, и я как раз седлал мерина,[14] чтобы ехать за вами на виноградник, патрон, - и тут же поправился: - Прошу прощения, мсье.
Гуго Ларош всмотрелся в физиономию слуги. Венсан в свои тридцать с хвостиком робостью не отличался, а сегодня он явно был чем-то расстроен.
- Что ж, раз так, прогулку придется отложить. Надеюсь, ты не скрываешь от меня ничего важного? Вид у тебя такой, будто ты серьезно набедокурил.
Конюх промолчал, что окончательно заинтриговало Лароша. Пожав плечами, хозяин удалился. Стоило ему войти в вестибюль, как навстречу выбежала жена, протягивая к нему руки. Адела по натуре была не очень ласкова и старательно скрывала свои эмоции, поэтому он по-настоящему испугался, увидев ее в слезах.
- Гуго! О боже! - воскликнула она, рыдая. - Наша дочь, Гуго!
Адела едва держалась на ногах и вынуждена была обхватить мужа за шею. Он не усомнился ни на миг: случилось несчастье. Чувство было такое, будто его со всего маху ударили в грудь.
- Адела, говори! Ну же, расскажи, что… - пробормотал он.
- Принесли телеграмму от Гийома, сегодня утром, едва ты уехал. Катрин умерла, Гуго!
- Умерла? - в растерянности повторил он. - Это невозможно. Нет, нет и нет! Только не моя девочка! Не Катрин!
Он довольно грубо оттолкнул жену, чтобы выместить злость на первом же попавшемся под руку предмете, коим оказалась китайская ваза, стоявшая на столике с мраморной столешницей и гнутыми ножками красного дерева. Фарфоровая вещица с синей росписью разбилась от удара о потемневший от времени плиточный пол.
- Покажи мне эту бумажку! - надрывно крикнул он. - Я поверю, только когда сам прочту, своими глазами!
Адела Ларош, без кровинки в лице, прошла в гостиную и взяла с фортепьяно прямоугольный листок бумаги, чуть смятый. Муж выхватил его, скрипя зубами, с безумным взглядом. Прочитав, издал вопль ужаса, а в краткости этого послания он увидел… безразличие.
- «Катрин умерла в родах на борту. Детали в письме. Г. Д.», - вполголоса прочел он.
- Мы не знаем даже даты смерти, - сокрушалась Адела. - И ни слова о том, где она похоронена. Наша дочь, Гуго! Наше единственное дитя! Мы никогда ее больше не увидим!
Аделе пришлось присесть: от такого потрясения у нее начался приступ удушья. Гуго Ларош, наоборот, забегал между камином и фортепиано, и его лицо превратилось в маску ненависти.
- А мы ведь предупреждали Катрин об опасностях этого путешествия, да еще на седьмом месяце беременности! - буйствовал он. - Но нет!
Она бы последовала за своим мужем-деревенщиной в Китай, если б он только попросил! Попадись он мне сейчас, этот Гийом, я бы его пристрелил, как бешеную собаку. Он убил нашу дочь! Слышишь, это он ее убил!
- Замолчи, Гуго, вдруг кто-нибудь услышит, - жалким голосом попросила Адела.
Их горничная Мадлен, которая до этого момента украдкой подслушивала за створками двойной двери, ведущей в курительную комнату, тихонько удалилась. Венсан поджидал ее в кухне. Ему было любопытно, что стряслось у хозяев.
Мадлен бесшумно вернулась в кухню и рассказала о трагедии.
- Мадам Катрин умерла, - шепнула она на ухо конюху, который на данный момент был ее любовником. - И это муж-плотник ее убил, ни больше ни меньше!
- Чушь несусветная! Мсье Дюкен обожал жену.
- Страсть часто ведет к преступлению, - возразила Мадлен.
- Хочешь меня напугать, да? - тихо проговорил он, лукаво ей подмигивая. - Ба! Да мне какое дело? Я совсем не знал мадам Катрин, меня взяли в замок после ее замужества. Хотя жалко ее, конечно.
- Да, она была славная и простая - в отличие от мамаши, - вздохнула служанка. - Пойду-ка еще послушаю. Надо ж узнать, убил он ее или нет.
Венсан чмокнул ее в шею, и Мадлен захихикала от удовольствия. Ни он, ни она не заметили присутствия в комнате третьего, бесшумного как тень белокурого мальчишки, который затаился за мучным ларем[15] из древесины каштана. Жюстен пригнулся еще ниже, затаив дыхание, потом посмотрел на розовую ленту в своей руке - он сберег ее на память о красивой девочке, которую утешал в детской.
«У Элизабет теперь нет мамы, - с грустью подумал он. - Может, она вернется сюда, в замок».
