Американец встал и прошелся вокруг круглого стола, возле которого сидела Элизабет. На столе стояли обещанные холодные закуски: салат из томатов, свиное жаркое и свежий хлеб.
- Как вы холодны, Лисбет, - пожаловался он. - И суровы! Где ваша очаровательная улыбка, ваши ямочки и румянец на щеках? Вы мне писали, что много ездите верхом и почти не выходите из гервильской церкви. Но вы ведь так молоды и должны радоваться жизни!
- Со мной все будет в порядке, Ричард. Вот только в апреле, в день рождения, было такое чувство, будто мне исполняется не восемнадцать, а тридцать лет. Но худшее уже позади. Бабушка упокоилась с миром, после стольких мучений. Почему я так говорю? Я уверена, что на ее рассудок болезнь никак не повлияла. Нет, она была пленницей неподвижного тела, в котором едва теплилась жизнь, и я читала по ее глазам, как она страдает и как сильно меня любит.
- Разве вас можно не любить? - несколько театрально воскликнул Джонсон. - Мое предложение остается в силе, Лисбет. Я женюсь на вас, как только вы согласитесь.
- Понадобится согласие моего деда, Ричард! - не без иронии заметила девушка. - Сомневаюсь, что он захочет видеть владельцем своего распрекрасного поместья американца.
В ее интонациях он уловил неприкрытую грусть, смешанную со страхом. Рискуя получить ожесточенный отпор, он встал перед ней на колени.
- Элизабет, я готов нежнейше любить вас всю жизнь! Мне нужно встретиться с мсье Ларошем и доказать ему серьезность своих намерений, убедить его, что я человек достойный и образованный. Я вполне способен помогать ему с виноградниками, вести бухгалтерию. Дорогая, мы будем счастливы. Вас страшит супружество, я это понял, но я уверен, что, как только вы познаете плотские радости, вы меня полюбите!
Элизабет посмотрела на него как-то странно, взяла с тарелки кусочек хлеба. Ричард тут же забрал его у нее, чтобы заставить ее снять черный саржевый жакет.
- В такую жару лучше без верхней одежды, - сказал он.
Небо потряс раскат грома. В комнату ворвался горячий воздух, отчего затрепетали занавески. Ричард расстегнул несколько верхних пуговичек на серой шелковой блузке девушки.
- Благодарю, так и правда комфортнее, - сказала она. - Пожалуй, я выпью вина!
Он вскочил на ноги, чтобы налить ей вина в бокал. Элизабет сделала глоток и на мгновение зажмурилась. А когда открыла глаза, чуть печально улыбнулась.
- В письмах я рассказала вам о жизни в замке далеко не все, Ричард. С прошлой осени конюхом вместо Жюстена у нас работает мой дядя, Жан Дюкен. На мельнице для него работы мало. Она понемногу приходит в упадок из-за обилия современных мукомольных комбинатов в окрестностях Ангулема. У дяди Пьера проблемы с деньгами, и я смогла помочь его семейству благодаря щедротам Эдварда Вулворта. Я им часто пишу, и ответные послания Мейбл - мое спасение от меланхолии.
- Значит, Жан Дюкен умеет обращаться с лошадьми?
- Умеет. И работа на мельнице ему не очень нравилась. От муки у него кашель. Зато теперь они с Бонни могут чаще видеться. У них любовь, разве не понятно? И я им завидую.
Тут Ричард наклонился и поцеловал Элизабет в губы. Она ответила на поцелуй. А в голове промелькнуло:
«Пусть лучше будет он! Да, он - молодой и красивый…»
Монтиньяк, трактир «Пон-Нёф», суббота, 16 июля 1898 года, в тот же день, в тот же час
Когда разразилась гроза, Ричард Джонсон продолжал целовать Элизабет, которая встала, чтобы к нему прижаться. Громовые раскаты участились, и на деревню обрушился густой ливень. И почти сразу в комнату проникли приятный запах мокрой травы и свежий ветерок.
- Я не могу сейчас уйти. Придется подождать, пока не кончится дождь, - сказала девушка, втайне радуясь этому. В крепких мужских объятиях ей вдруг стало спокойнее.
- Конечно! Зачем подвергать себя опасности? - подхватил он, легонько перебирая пальцами шелковую ткань блузки на спине. - А в номере хорошо, нас никто не потревожит, тем более что дверь заперта на ключ. Лисбет, долгие месяцы, пока я жил в Ангулеме, я не переставал думать о тебе.
Она отстранилась, подошла к окну и стала смотреть на реку под проливным дождем. Ричард прав, комната представлялась ей в этот момент убежищем, отгороженным от остального мира стеной ливня. Ричард подошел к ней сзади и снова обнял. Устроил подбородок у нее на плече и шепнул:
